«Коммунисты приветствовали бы добровольный уход буржуазии. Но такой оборот дел невероятен, как говорит опыт. Поэтому коммунисты хотят быть готовыми к худшему и призывают рабочий класс к бдительности, к боевой готовности. Кому нужен полководец, усыпляющий бдительность своей армии, полководец, не понимающий, что противник не сдастся, что его надо добить?»
Метафора с армией и с полководцами здесь несколько сбивает с толку, поскольку сравнение классовой борьбы с войной вряд ли можно назвать слишком уж удачным. Разумеется, что классовая борьба нередко принимает и военные формы, но и тогда сама по себе военная победа еще не означает победы в классовой борьбе. Классовый противник, в данном случае — буржуазия, в принципе не может быть уничтожен военными средствами.
Буржуазию нельзя уничтожить физически, поскольку и рождается она не из чрева матери-«буржуйки», а из условий товарного хозяйства (даже самого мелкого).
Вот, например, многие не могли понять, откуда взялась буржуазия в СССР. Каких только вариантов не придумывали — из «номенклатуры», из «цеховиков», разве что только не решились писать, что ее закинули на парашютах американцы! Но ведь и «номенклатура», и организованная преступность, в частности, спекуляция, были в СССР на протяжении всей истории его существования, но никакой буржуазии и никакого капитализма не было. Но стоило только дать свободу товарным отношениям, в частности, разрешить перевод безналичных денег в наличные — и буржуазия явилась практически в готовом виде.
Этот сюжет заодно отлично снимает сомнения тех читателей, которым может показаться, что здесь специально перепутаны два вопроса — так называемый вопрос о «мирном переходе к социализму» и какой-то, на первый взгляд, даже странный вопрос о том, чтобы «откупаться» от буржуазии в условиях, когда она же не находится у власти. На самом деле здесь ничего не перепутано. Напротив, очень даже путаются те, кто думает, что все дело в том, отдаст буржуазия политическую власть добровольно или нет. Пример с Советским Союзом, где не только никакой буржуазии у власти и близко не было, но и тщательнейшим образом проверялось, чтобы во власть попадали только рабочие и крестьяне, показывает, что сама по себе политическая власть еще ничего не решает. Что она только инструмент для каких-то гораздо более глубоких преобразований (притом экономических только в первую очередь, потому, что и экономические преобразования сами пор себе тоже решают далеко не все), и что как только эти преобразования (даже самые правильные) по каким-то причинам начинают тормозить, то за возрождением буржуазии «не заржавеет» — даже в тех местах, где она была выжжена, что называется, каленым железом и отсутствовала на протяжении нескольких поколений.
Что же касается вопроса о «мирном переходе к социализму» в смысле того, возможен ли приход к власти социалистических партий без насильственной революции, парламентским путем, через выборы, то этот вопрос давно уже вопросом не является. Предательство европейских социалистических партий, когда они после первой мировой войны массово поддержали «своих капиталистов» и нередко оказывались единственным спасением капитализма от революции, как, например, немецкие социал-демократы, которые потопили в крови революцию в Германии в 1918 году, сыграло с капиталистами злую шутку. Они так привыкли доверять социалистам, не бояться их прихода к власти, что совсем «потеряли бдительность». Так называемый «левый поворот» в Латинской Америке показал, что путем выборов к власти могут приходить самые радикальные антиимпериалистические силы. И попытки их потом обратно «загнать под лавку» не всегда увенчиваются успехом.
Скажут, что это все не настоящий социализм, что он не представляет непосредственной опасности господству капитала. Кто бы спорил? Но в том то вся и проблема, что наперед невозможно сказать, как будет выглядеть «настоящий социализм». Точно так же, как крайне наивно пытаться сегодня идентифицировать фашистов исключительно по рунам в петлицах или по тому, что они кидают «зиги», точно так же и социализм может оказаться по внешним формам не слишком похожим на то, что уже известно. И точно так же, как фашизм нужно определять по сущности (а из известного определения, которое дал фашизму Георгий Димитров[2–6]
, существенным является в первую очередь то, что это диктатура реакционных слоев финансового капитала), так и в социализме нужно видеть его сущность. А сущность социализма состоит в первую очередь в том, что это есть переход от капитализма к коммунизму, то есть уничтожение классового общества.Что же касается конкретно-исторических форм этого перехода, то на то они и конкретно-исторические, что предугадать их наперед невозможно, а попытки переносить старые формы в новые условия, как правило, не могут быть успешными.