Заметки, не нуждающиеся в сюжете

Однако же вслед за тем, тотчас, возникала еще одна публикация, она далась нам ничуть не легче “Архипелага”, тем более что вокруг нее не было общественного мнения, никто о ней и не знал, никто поначалу ее не поддерживал.

Речь идет об атомной теме, об АЭС, о Чернобыльской катастрофе.

В №4 за 1988 год мы напечатали небольшую статью Алеся Адамовича “Честное слово не взорвется”, из этого названия уже ясно, о чем речь.

В последующие годы мой приятель, честно-активный Алесь, сделал много. Правда, в одном суде выступил как обвинитель, а мне кажется, что писатель в этой судебной роли выступать не может, он обвиняет только за своим письменным столом, пусть на собраниях, но не более того. Но это уже его дело.* Я же считаю его главным делом именно эту статью, она пробила первую брешь, и, когда брешь была пробита, атомщики спохватились: “Тревога! Всем в контрнаступление!”

* Речь вот о чем: о драке в ЦДЛ, когда какой-то хам-антисемит съездил кому-то (русскому) по физиономии. Писательская общественность поднялась: судить! Драчуна судили. Алесь Адамович и Юрий Черниченко – обвинители. Подсудимому дали два года. А через год, что ли, заключенный в тюрьме повесился (повесили?)… С тех пор как увижу Алеся или Черниченко в натуре или по ТВ – у меня мурашки по коже…

И как раз в это время к нам поступила статья инженера Григория Устиновича Медведева “Чернобыльская тетрадь”.

Когда шла речь об “Архипелаге”, я был спокойнее, я был уверен, что не нынче, так через месяц-другой “Архипелаг” все равно будет напечатан, но у меня не было никакой уверенности в судьбе “Тетради”, ее могли и зажать. Надолго, а то и навсегда.

Г.У. Медведев – инженер-атомщик (значит, умный), проектировал и строил Чернобыльскую АЭС, участвовал в ликвидации последствий катастрофы, был облучен, семь месяцев пролежал в больнице – кому же было и написать об этом погублении белого света, как не ему?

До “Нового мира” что-то в том же духе Медведев напечатал в Ленинграде (в “Неве”), имел место цензурный скандал, его и его редактора обвиняли в разглашении государственной тайны, он предусмотрительно запасся какими-то реабилитирующими бумагами, однако его редактора таскали и таскали, редактор звонил мне: правда ли, что и мы собираемся печатать Медведева? Вот бы было хорошо, ему бы поддержка! Но я уклонялся от прямого ответа, я не знал, кто звонит и насколько можно быть откровенным, дело-то было еще котом в мешке.

Г.У. Медведев держался очень осторожно. Он жил где-то под Москвой, телефона у него не было, сообщались по телеграфу или звонили его соседям. Редакцию он не торопил, вел себя корректно, очень сдержанно.

Не так давно в Министерстве экологии (уже после публикации “Тетради”) ухватила меня какая-то дама (представилась, но я фамилию не запомнил):

– У меня такие материалы, такие материалы по Чернобылю! Будете печатать?

– Будем. Хотя мы ведь напечатали Медведева.

– Медведев – это что!.. Вот у нас, у нашей группы экспертов главной экспертизы по расследованию аварии, у нас материалы! Медведев этими данными не обладает, да и не все он мог сказать: сам ведь тоже и строил, и проектировал…

– Ну, разумеется, – сказал я, – в одной статье всего не скажешь. Время идет, появляются новые данные. Пишите нам. Будем печатать.

Говорили с полчаса. Впечатление: женщина знающая, да и очевидно ведь: полные материалы той экспертизы и до сих пор полностью не опубликованы.

Дама обещала в редакцию зайти, продолжить разговор. Принести материалы, дело даже выглядело так, будто она меня уламывает принять ее.

Не зашла, не принесла, не позвонила. А следы я не найду. Если же люди знающие молчат, незнающий у них ничего не вырвет.

И еще о цензуре того времени.

В Главлите (Солодин) объяснили мне обстановку: Главлит, если что нынче и цензурует, так только в порядке общегражданском (того же Солженицына), но существуют ведомственные цензуры (военная, атомная и др.), туда Главлит обязан посылать “сомнительные” материалы, а пропускать эти материалы, только получив “добро” этих закрытых ведомств.

Вот и медведевский материал (“Тетрадь”) должен пройти чуть ли не через шесть министерств (и комитетов), ясно, что все они сделают всё, чтобы его задержать. Но рассылать рукопись “Тетради” надо, получим ответы, будет яснее, что же нам делать.

Разослали. Получили ответы (довольно быстро). Все ответы – отрицательные: “Печатать нельзя!” И тогда вот что мы сделали: мы напечатали все эти ответы. Они-то ведь уже не могли быть государственной тайной, их-то Главлит не обязан посылать на визу авторам в те же министерства, но редакции Главлит имел право те ответы передать.

А мы, журнал, имели теперь право ответы напечатать. И напечатали. Ну а после этого не имело смысла задерживать и публикацию Медведева: замы министров сами о рукописи Медведева так хорошо рассказали, так хорошо, как никто другой бы этого не сделал. Итак, сначала отрицательные заключения ведомств, а затем и “Тетрадь”.

Возникает в этом деле и А.Д. Сахаров: редакции требовался очень авторитетный специалист, который поддержал бы нас против ведомственных цензоров.