Заметки о Гитлере

И наконец, был новый, появившийся после эмансипации евреев антисемитизм, который можно назвать конкурентным антисемитизмом. Со времени их уравнивания в правах, то есть примерно с середины девятнадцатого века, евреи — частично благодаря талантам, частично же, как повсеместно признается, вследствие их сплоченности, во многих странах очень явно заняли ведущие позиции во многих областях: особенно во всех областях культуры, но также и в медицине, адвокатуре, в прессе, в промышленности, финансах, в науке и в политике. Они проявили себя, если не прямо–таки солью земли, то все же во многих странах как соль в супе, они образовали нечто вроде элиты — в Веймарской республике, по меньшей мере в Берлине Веймарской республики, даже нечто вроде второй аристократии. И тем самым они вызвали естественно не только заслуженное восхищение, но также и зависть и антипатию. Кто по этой причине был антисемитом, тот хотел бы щелкнуть евреев по носу; он хотел бы, чтобы они вели себя немного скромнее. Но уничтожение — упаси Боже! Что вызвал Гитлер даже у антисемитов всех стран своей специфического вида бредовой ненавистью к евреям, было, по крайней мере до тех пор, пока он её только выплескивал словами, лишь покачивание головой; а позже, когда он приступил к действиям, многократный ужас. Ведь даже обычные антисемиты лишь в малой степени разделяли распространяемые Гитлером заблуждения и лжеучения о евреях, которые мы теперь лишь кратко хотим раскритиковать; кратко, потому что они собственно опровергаются уже самим их изложением, которое мы уже сделали.

Гитлер мог сколь угодно говорить, что евреи не являются религиозной общностью — каждый может видеть, что дело обстоит как раз наоборот. Еврейская религия заметно, как огромный утес, стоит перед глазами мира: первая и все–таки самая чистая монотеистическая религия, единственная, которая отважилась допустить неслыханную идею одного, не имеющего имени, образа, непостижимого и неисповедимого бога в концентрированном и жестком виде и придерживалась её. И пожалуй единственная религия, бывшая в состоянии своих верующих удержать вместе как религиозное сообщество сквозь девятнадцать столетий рассеивания и периодических преследований. Гитлер не видел этого, вероятно совершенно искренне не видел. Потому что он был, несмотря на его привычное риторическое обращение к «провидению» и к «всемогущему», не только сам по себе нерелигиозным, но и у него также не было никакого органа чувств для понимания того, что может означать религия для других людей. Он это отчетливо показал своим обращением с христианской церковью.

Зато совершенно очевидно, что евреи не являются расой, даже в том случае, когда определение «раса» хотят применить по отношению к различным племенам и разновидностям белой расы. Сегодняшний Израиль, например, это ярко выраженное многорасовое государство, в чем каждый приезжающий туда может убедиться своими глазами; и известно также, почему это так: иудейство всегда было миссионерской, вербующей себе приверженцев религией. Представители всех представленных в римской империи народов, племен и разновидностей белой расы во время поздней римской империи стали иудеями, даже если и не в таком количестве, как тогдашние христиане; однако иудаизм и христианство на продолжении столетий состояли в миссионерской конкуренции. Существует даже некоторое количество иудеев, пусть даже небольшое, которые принадлежат к черной или желтой расе. И Артур Кёстлер недавно достаточно достоверно обосновал, что как раз в наибольшей степени подвергавшиеся гонениям Гитлера восточные иудеи в своей большой массе вероятно вовсе не были семитами, а были они потомками хазаров, жившего в древности между Волгой и Кавказом тюркского народа, который в средние века принял иудейскую религию и позже переселился на запад и северо–запад. (В этом отношении даже слово «антисемитизм» неточно, но мы его используем, поскольку оно вошло в обычай употребления).