Заметки о Гитлере

«Когда победа в войне потеряна, то народ тоже должен проиграть. Нет необходимости оглядываться на основные средства, которые нужны немецкому народу для его самого примитивного дальнейшего существования. Наоборот — лучше разрушить эти вещи. Потому что народ проявил себя более слабым, и будущее принадлежит исключительно более сильному восточному народу. Что остаётся после этой борьбы, это и так уже малоценные существа, потому что лучшие пали в битве».

Вспоминается высказывание, которое Гитлер сделал уже 27 ноября 1941 года, когда впервые всплыла возможность поражения, и которое мы должны еще раз процитировать. Вспомним, что сказал тогда Гитлер:

«Я и в этом холоден как лёд. Если немецкий народ когда–то больше не будет достаточно силен и готов пожертвовать свою кровь для своего существования, то он должен будет исчезнуть и быть уничтоженным другой, более сильной державой. В таком случае я не пролью по немецкому народу ни одной слезы». Теперь в известной мере так и было, и теперь он делал это всерьёз.

Оба приказа Гитлера от 18 и от 19 марта 1945 года не были полностью исполнены. Ведь в противном случае от немцев действительно осталось бы немного, что за два года до этого Геббельс намеревался совершить в отношении евреев. Шпеер старался изо всех сил, чтобы саботировать исполнение приказа о разрушениях. Были также и другие нацистские функционеры, которые пугались крайностей; часто разрушению основ их существования сопротивлялись непосредственно заинтересованные, с большим или меньшим успехом; и наконец быстрое, лишь редко сдерживаемое серьезным сопротивлением продвижение союзников обеспечивало то, что немцы были избавлены от всех тягот судьбы, которые им предназначил Гитлер.

Но не следует представлять события так, как если бы последние приказы Гитлера были полностью сказаны в пустоту и больше не имели никаких реальных воздействий. Часть Германии в середине марта 1945 года еще не была оккупирована. Там приказ фюрера был еще наивысшим законом, и среди функционеров партии и СС всё еще были фанатики, которые думали и чувствовали как фюрер. Теперь они в течение шести недель соревновались с вражескими воздушными налетами и вражеской артиллерией в деле окончательного разрушения Германии, и существует множество рассказов, из которых можно узнать, что население большинства немецких городов и местностей в последние недели войны спасалось между двух огней, научившись больше бояться собственных подразделений по уничтожению и патрулей СС, чем врага.

В действительности намерение Гитлера, которое они исполняли, было более жестоким, чем намерения врага: вражеские армии, во всяком случае западные, вовсе не преследовали цель «разрушить сооружения, которые нужны немецкому народу для его примитивнейшего дальнейшего существования». Следствием этого было также то, что вражеская оккупация, которая происходила теперь очень быстро, абсолютно в большинстве случаев (во всяком случае на Западе) приветствовалась как избавление и что американцы, британцы и французы, ожидавшие встретиться с народом национал–социалистов, вместо этого натолкнулись на основательно утративший иллюзии народ, который не желал больше иметь ничего общего с Гитлером. Они часто принимали это тогда за подхалимское раболепие; но так было лишь в незначительной части случаев. Люди чувствовали себя поистине преданными своим фюрером, и по праву. «Перевоспитание», задачу которого возложили на себя союзники, грубым образом Гитлер сам выполнял в свои последние недели. Немцы чувствовали себя в эти недели как женщина, чей возлюбленный неожиданно оказался её убийцей и которая криком призывает обитателей дома на помощь от человека, с которым она связалась.