Заметки о прозе Пушкина

«…Но всего лучше – характер героини, по преимуществу русской женщины. Уединенная жизнь и французские романы сильно развили в ней не чувство, не страсти, а фантазию, – и она считала себя действительно героинею, готовою на все жертвы для того, кого полюбит. Покуда ей приходилось только играть в роман, она делала возможные безумства; но дошло до дела – и она принялась за мораль и добродетель. Быть похищенною любовником-разбойником у алтаря, куда насильно притащили ее, чтоб обвенчать с развратным старичишкой, – казалось для нее очень «романическим», следовательно, чрезвычайно заманчивым. Но Дубровский опоздал, – и она втайне этому обрадовалась, и разыграла роль верной жены, следовательно – опять героини…» (Белинский, т. XII, стр. 217).

В этих словах Белинский подходит к реальному анализу повести.

Белинский говорил о том, что полного анализа пушкинской прозы ее современники не дали: «…Пушкин (в последний период своей жизни) перестал быть выразителем нравственной настроенности современного ему общества и… отселе он явился уже воспитателем будущих поколений. Но поколения возникают и образуются не днями, а годами, и потому Пушкину не суждено было дождаться воспитанных его духом поколений – своих истинных судей» (там же, стр. 28).

Сам Белинский разделил ошибку современников.

Нам, знающим «Бедных людей» Достоевского, легче оценить «Станционного смотрителя», мы, зная «Историю одного города» Салтыкова-Щедрина, вернее оценим «Летопись села Горюхина».

Поэтому и сейчас имеет смысл заново пересмотреть вопрос о «Повестях Белкина» и проанализировать «Дубровского» и «Капитанскую дочку» в их связи.

Нам интересно понять, почему реальный Гринев даже Белинскому казался слабее романтического Дубровского.

«Повести Белкина» были напечатаны Пушкиным без своей фамилии.

Они начинаются предисловием, дающим биографию вымышленного лица – Ивана Петровича Белкина.

Белкин описан как смиренный человек, мало образованный, получивший образование у деревенского дьячка.

Одновременно с повестями Белкина Пушкин пишет «Историю села Горюхина», в которой он снова возвращается к образу Белкина.

Автор «Села Горюхина» сам уроженец этого села, как и Иван Петрович Белкин. Белкин «Повестей» родился в селе Горюхине в 1798 г., автор «Истории села Горюхина» родился там же в 1801 г. Других противоречий в биографии нет.

В тексте предисловия к «Истории» есть даже ссылка на «Повести».

«…Принялся я за повести, но, не умея с непривычки расположить вымышленное происшествие, я избрал замечательные анекдоты, некогда мною слышанные от разных особ, и старался украсить истину живостию рассказа, а иногда и цветами собственного воображения» (Пушкин, т. IV, стр. 138).

«Повести Белкина» примыкают к таким произведениям, как «Вечера на хуторе близ Диканьки», изданные пасечником Рудым Паньком, и к «Досугам инвалида» Ушакова.

Эти книги не имели фамилии автора на титульном листе и начинались курсивом напечатанным предисловием, представляющим собой новеллу о рассказчике.

Может быть, книги эти по своей литературной форме восходят к так называемым «пустынникам», – нравоописательным очеркам начала XIX века, которые давались как результат литературных записей смиренного, с литературой не связанного человека, выведенного в начале книги.

В ранней своей статье, написанной еще в 1819–1820 гг., Пушкин сам говорил о «пустынниках».

Он отрицал необходимость выведения условного персонажа для циклизации очерков.

«Должно ли сперва поговорить о себе, если захочешь поговорить о других? Нужна ли старая маска Лужницкого пустынника для безымянного критика Истории Карамзина? Должно ли укрываться в чухонскую деревню, дабы сравнивать немку Ленору с шотландкой Людмилой и чувашкой Ольгою? Ужели, наконец, необходимо для любителя французских актеров и ненавистника русского театра прикинуться кривым и безруким инвалидом, как будто потерянный глаз и оторванная рука дают полное право и криво судить и не уметь писать по-русски? Думаю, что нет, и потому не прилагаю здесь ни своего послужного списка, ни свидетельства о рождении, ни росписи своим знакомым и друзьям, ни собственной апологии» (Пушкин, т. VI, стр. 7).

Против такой циклизации высказывался тогда и не только Пушкин.

Почти то же писал Николай Полевой.

«Пустынники» были уже архаическим жанром для нравоописательных очерков, но умирал и сам нравоописательный очерк.

Система циклизаций возродилась при создании новой, реалистической новеллы.

Пасечник Рудый Панько своим другом имеет Инвалида.[3] Оказалось, что для того, чтобы создать новую прозу, нужно «прикинуться безруким или кривым».

В «Повестях Белкина» самого Белкина не видно.

«Повести» построены сюжетно-сложно, с эффектными развязками, с определенным ироническим отношением к героям.

В «Барышне-крестьянке» мы встречаем ссылки на Жан-Поля Рихтера, латинские цитаты, английские выражения, французские разговоры.

Попытки связать тон повести с образом издателя – нет.

Правда, в «Выстреле» есть второй рассказчик, который частично совпадает с Белкиным, но и он сложнее Белкина.

В «Истории села Горюхина» значение сказа активней и глубже.