Заметки о прозе Пушкина

«Одно дворянство было открытым образом на стороне правительства. Пугачев и его сообщники хотели сперва и дворян склонить на свою сторону, но выгоды их были слишком противуположны. (NB. Класс приказных и чиновников был еще малочислен, и решительно принадлежал простому народу. То же можно сказать и о выслужившихся из солдат офицерах. Множество из сих последних были в шайках Пугачева. Шванвич один был из хороших дворян)» (Пушкин, т. V, стр. 453).

Наш анализ планов Пушкина и есть анализ изменений повести. Повесть взяла в качестве основного конфликта не историю оппозиционного дворянина, а картину народного движения.

Линия Гринева в повести разрешена как второстепенная.

Слить в одном узле дворянскую оппозицию и народное восстание оказалось невозможным, и Пушкин отказался от этой мысли, – он перерос этот конфликт.

В словах старика Гринева он дал и анализ невозможности слияния:

«Как! – повторял он, выходя из себя. – Сын мой участвовал в замыслах Пугачева! Боже праведный, до чего я дожил! Государыня избавляет его от казни! От этого разве мне легче? Не казнь страшна: пращур мой умер на лобном месте, отстаивая то, что почитал святынею своей совести; отец мой пострадал вместе с Волынским и Хрущевым. Но дворянину изменить своей присяге, соединиться с разбойниками, с убийцами, с беглыми холопьями!.. Стыд и срам нашему роду!..» (Пушкин, т. IV, стр. 426).

Когда Пушкин изменил и ослабил роль Гринева, то вместо примирения с правительством, – темы, которая, вероятно, лежала в основе плана исторического романа («Арап Петра Великого»), – ему понадобилась тема обнаружения недоразумения.

Тогда появился мотив «благородного молчания» Гринева в ответ на оговор Швабрина.

Для Пушкина эта тема не была центральной, поэтому и другой сюжетный ход – донос Швабрина на Гринева родителям – остался у него только намеком:

«Но кто же брал на себя труд уведомить отца моего о моем поведении?… Я терялся в догадках. Подозрения мои остановились на Швабрине. Он один имел выгоду в доносе, коего следствием могло быть удаление мое из крепости и разрыв с комендантским семейством» (Пушкин, т. IV, стр. 351– 352).

Этот момент почти не развернут.

Второй раз Швабрин активизирован в доносе на Гринева, когда он обвиняет его в измене.

Донос этот потребовался в повести, когда Пушкин лишил Гринева вины.

В старых набросках планов за действительную вину сына просил помилования старик-отец у своих политических соперников.

При новой ситуации Маша является причиной молчания, и развязка дана уже на моральной коллизии.

Маша не боится за себя так, как боится за нее Гринев.

Это перенесло центр развязки повести на нее.

Кроме того, в данном конкретном случае нужно сказать, что к Маше у Пушкина такое же отношение, как к Пугачеву. Я подкрепляю это несколько неожиданное заявление тем, что Маша характеризована народными песенными эпиграфами. Правда, использованы не только народные песни, но и песни, испытавшие уже на себе литературное влияние.

От окружения Екатерины она отделена совершенно.

Изображая примиренность Радищева в своей статье, предназначенной для «Современника», Пушкин писал:

«Смиренный опытностию и годами, он даже переменил образ мысли, ознаменовавший его бурную и кичливую молодость.

Он не питал в сердце своем никакой злобы к прошедшему, и помирился искренно с славной памятию великой царицы» (т. V, стр. 248).

Как я доказываю дальше, статья о Радищеве для Пушкина чрезвычайно автобиографична – это раздумье о капитуляции и мысли о новой борьбе.

Статья писалась в 1836 г., одновременно с «Капитанской дочкой».

Вряд ли Пушкин искренно примирился с образом великой царицы.

Вряд ли случаен для повести самый выбор цитат из Княжнина.

Княжнин был жертвой Екатерины.

Пушкин писал в 1822 г.:

«Радищев был сослан в Сибирь; Княжнин умер под розгами – и Фон-Визин, которого она боялась, не избегнул бы той же участи, если б не чрезвычайная его известность» (т. VI, стр. 22).

Не только примирение с Екатериной, но самое изображение ее было чрезвычайно тяжело для Пушкина.

Теперь перейдем к анализу самого изображения.

В нем видна методика сопротивления Пушкина.

Пушкин очень хорошо знал екатерининский материал, но при показе императрицы пошел самым официальным путем и удовлетворил этим цензуру.

Надо вспомнить, что Миронова приехала в Петербург, вероятно, в середине сентября ст. ст. и что погода была настолько холодна, что женщина, у которой она остановилась, боялась после ранней осенней прогулки за здоровье молодой девушки.

В это же время по саду утром гуляла императрица в легком летнем платье.

Почему ей понадобилось простуживаться?

Потому, что она пришла в сад прямо с портрета, и Пушкин ее не хотел переодевать.

Написать повесть из эпохи Пугачевщины без Екатерины невозможно, тем более, что Николай действительно относился к памяти своей бабушки почтительно.

За гравировку портрета Боровиковского, оригинал которого относился к 1791 г., гравер Уткин получил в 1827 г. бриллиантовый перстень.