Заметки пассажира. 24 вагона с комментариями и рисунками автора

Милиционер отдал честь и лихо спрыгнул с платформы. Вскоре мы поехали. Это было удивительно – ехать по железной дороге под открытым небом, сидя в матерчатом кресле или в кабине машины, которая едет, но при этом стоит, либо спать в кузове, в спальнике. Последнее я и делал. На следующий день я ненадолго застал Перо трезвым. С одиннадцати часов он был уже готов. Состав то стоял, то ехал. Вокруг было родное Черноземье. Во время очередной остановки Костя решил пописать с платформы. Видимо, он считал, что струя, соединяющая его тело с Черноземьем, тверда, потому что он сильно наклонился вперед, но физика… Физика – это серьезная наука! У меня мама преподавала физику. Я знаю! Костя лежал лицом вниз, раскинув руки, как бы обнимая и охраняя описанный им только что участок родной земли. Я соскочил с платформы, закинул руку героя себе на плечо и поднял его. Если бы у Пера была забинтована голова, то наша группа напоминала бы скульптурную композицию «Два бойца». Тем временем по составу прошла угрожающая судорога. Так бывало перед отправлением. Как я перевалил этот испачканный черноземом мешок через борт платформы – не знаю. Стресс дает силы. Через семь суток водка, взятая Пером с собой, закончилась, и он превратился в нормального циничного водилу. С утра до вечера он рассказывал мне про баб и зону, про зону и баб – это все, что он знал и видел в жизни. Менялись географические зоны, а он про баб и зону. Мы проезжали мимо Аральского моря, где местные бабы угощали нас печеными сазанами, а он – про баб и зону. Спустя пятнадцать суток, ночью, мы прибыли на станцию Чимкент-Cортировочная. Было темно и душно. Мне захотелось чего-то чистого и белого. На душе было тревожно и грязно. Я дошел до станции, вошел в павильон, потом прошел по длинному серому коридору и уперся в дверь с красным крестом. Я постучал.

– Заходите, – услышал я. В чистом белом халате за столом сидела медсестра. – Чего тебе? – спросила она.

– Ничего. Можно, я здесь немножко посижу?

– Чаю хочешь?

Я пил чай с конфетами и очень хотел домой к маме. Я начал взрослеть. Мне всегда нравилось словосочетание «продолжение следует». В нем есть что-то железнодорожное. Куда-то ведь следует это продолжение. Вот и я объявляю в громкоговоритель: «Пассажиры, будьте внимательны, продолжение следует!»

Вагон 4. Половое созревание

За четыре месяца работы рабочим в геологической партии в Средней Азии я сильно повзрослел. Во-первых, я видел «коммунизм», и не один. Едешь по дороге Казахстана, стрелка направо – «Коммунизм № 1»; едешь дальше, стрелка налево – «Коммунизм № 2» и т. д. Это совхозы, и я там был, кумыс там пил. Во-вторых, мне исполнилось шестнадцать лет, и я выпил полную алюминиевую кружку красного болгарского вина, что потом делал не один раз. В-третьих, я видел, как занимаются любовью в одном спальном мешке. Этого я не делал. Мечтал, но не делал. В-четвертых, мне выписали первую зарплату, но денег не дали: «В Москве получишь!..» В-пятых, в Алма-Ате я загляделся на девушку и чуть не врезался в фонарный столб (явно повзрослел) и выронил мороженое, фруктовое с орехами, в шоколаде, на палочке, и расплакался – в Москве же такого нет (нет, все-таки остался ребенком). Но в общем я возмужал, отпустил челку до бровей, гордился первыми усами и расстраивался из-за первых прыщей. Кстати, я недавно придумал слоган для рекламы средства от юношеских угрей:

«Ищи-свищи, прощай прыщи!» По-моему, неплохо. Но вернемся в русло.

Итак, в моей голове была каша, состоящая из массы впечатлений: ощущения собственной значимости и комка комплексов неполноценности, распутать который мог бы только уже умерший доктор Фрейд или, на худой конец, еще не родившийся доктор Курпатов. Впрочем, вряд ли – кишка тонка. Вот таким я и должен был вернуться в Москву и продолжить учебу в 10-м классе. Впереди была только дорога домой. Железная дорога!

К платформе товарного состава уже прикреплена грузовая машина с крытым брезентом кузовом. Теперь-то точно знаю: ГАЗ-51. В кузове – видавшие разные виды спальные мешки; штопаные палатки; закопченные кастрюли и мешки с остатками фасоли, лука, какой-то ненужной старой обуви членов экспедиции женского пола. – По дороге поменяете у казашек себе на еду, не везти же в Москву, в самом деле…

Мой старший напарник, водитель и бывший зэк Костя Перов, остепенился и не собирался пить так истерически и самозабвенно, как он это делал, когда мы ехали из Москвы. Обратно Перо ехал тоже другим. Он был влюблен в замужнюю повариху. Разлука и неразрешимость ситуации сделали его задумчивым и романтичным. Поэтому в дорогу он взял только шесть бутылок водки.

До свидания, Алма-Ата. На частых остановках к нам бежали казашки в галошах, а уходили, точнее уковыливали, в лодочках и туфлях на каблуках, которые их превращали в клоунесс. А у нас оставалось мясо, рыба, кумыс. Фасоль, правда, пришлось просто подарить – местные дамы считали, что это красивые камешки, а наши аргументы, что если эти камешки сварить, то они станут не хуже картошки, их смешили.