— Ну… знаешь. Думаю, скоро. Хотя это даже весело — валять с ним дурака. Я всегда смотрел на таких печальных типов, доживающих век со своими матерями и думал, ну как же
Они рассмеялись.
— Оливер, должно быть, скучает по тебе, — заметила она.
— Хмм.
Он собирался деликатно углубиться в тему, но лицо Лиззи был настолько чистым и отзывчивым, что он не мог устоять перед соблазном немного ее шокировать.
— На самом деле я думаю, у него роман, и он рад, что я ему не мешаю.
— Не может быть. Хедли, ты что, серьезно?
— Ну не знаю, может, там и нет ничего. Расскажи мне лучше о вас двоих. Что там насчет того, что Гарфи возвращается в юристы?
Он похлопал по маленькому диванчику рядом с собой. Вся мебель была несколько кукольных размеров, потому что это был один из тех домов, где комнаты выглядели идеально большими, до тех пор, пока вы не расставили там мебель или не открыли дверь. Хедли подумал виновато о двенадцатифутовом монстре шириной с кровать, который он недавно заказал для их гостиной в городе, а потом обнаружил, что представляет себе, как на нем, распластавшись, разлеглась Анки Витт. Лиззи села рядом и он, было, приготовился начать свой рассказ, когда заметил, как изменилось у нее выражение лица в лукавом намеке на улыбку.
— Что? — спросил он.
— Ты не поверишь, — ответила она. — Наконец-то, после такого долгого ожидания ты станешь дядей.
— Нет, не может быть! Ох, Лиззи, это фантастическая новость!
Он обнял ее.
— Когда вы узнали?
— Несколько дней назад, на самом деле — раньше. Но убедились только вчера. Как только мы узнали, Гарфилд позвонил пригласить вас.
Она рассмеялась. Счастье было безгранично и изменило Лиззи. Он изумился ее сдержанности, тому, как она ухитрилась скрывать это все утро и на протяжении всего ланча.
— Ты думаешь, он теперь сообщает Энтони?
— Конечно. Ты же знаешь Гарфилда.
Ее мгновенная оценка самой сути Гарфилда не стала менее сокрушительной, только потому, что выдана была любящим голосом.
— Мы вообще-то собирались еще подольше никому не говорить. Я не хотела огорчать Энтони своими новостями так скоро после Рейчел.
— Он будет на седьмом небе. Даже не сомневаюсь.
— Ну и хорошо.
Она снова рассмеялась, передав ему мимолетное представление о том, какую полноту чувств и удовлетворение ей принесет материнство. Он съел еще конфетку, а она снова от них отмахнулась, уже сейчас контролируя то, что будет есть бедняжка ребенок.
— А как у тебя дела? — спросила она. — Я хочу услышать все обо всех. Ты же не всерьез это об Оливере?
— Нет, нет. И рассказывать нечего, — сказал он. — Все чудесно, и продолжение истории будет чудесным, и Оливер прекрасный, да и я неплох.
Она согласилась со сказанным и налила ему еще одну чашку кофе. Когда Гарфилд и Энтони вернулись, Энтони был почти так же счастлив, как и будущая мать, а Гарфилд был невероятно благостен в своих попытках не выглядеть ужасно довольным собой. Хедли улыбнулся им всем и изобразил на своем лице зеркало, в котором отразилась именно та версия его самого, которая меньше всего расстроила бы их. Этому трюку он научился в детстве. В семье из убежденных правдолюбцев, чтобы все не рассыпалось, кто-то же должен был быть способен изредка солгать во спасение.
Тем вечером он усадил Энтони за компьютер с огромной коробкой бумаг Рейчел, в которых, по его разумению, могли найтись какие-то зацепки для его изысканий в семейной истории, а сам незаметно поднялся на ее чердак.
После визита стекольщика никто туда не заходил, но много чего нужно было сделать. Во многом помещение оставалось лучшей комнатой в доме, естественно, для того кто живет один, и она будет утрачена, если превратить ее в мрачный мавзолей. Вдохновленный некоей обнаруженной там тканью (она ему понравилось, хотя была совершенно непригодной для него и Оливера), он представил себе чердак прибранным, перекрашенным, устланным ковром и превращенным в восхитительную солнечную комнату, где Энтони смог бы и посидеть, и почитать, и подремать.
Ремонт в помещении был необходим. Конечно, что-то нужно было делать со смахивавшей на стремянку лестницей и с дурацким люком, совершенно не подходящими для пожилого человека, у которого в один прекрасный день ослабеют ноги. Нужна была нормальная лестница с перилами. Нужен был обогреватель для холодных месяцев. Невероятные наслоения краски, наляпанные, растоптанные или растекшиеся по полу и единственной стене без окон, были слишком толстыми, чтобы их можно было просто закрасить. Придется отжигать, а потом соскребать и шкурить. Доски пола, как он впервые заметил, были прекрасно широкими. Может быть, это даже были старинные доски, взятые с какого-нибудь потерпевшего крушение корабля, когда изначально возводили эту эксцентричную наблюдательную вышку. Их можно было заново отшкурить до чистоты и натереть воском, а потом он поищет несколько турецких или иранских ковров. Даже современные ковры быстро выгорят на солнце, удовлетворив требования хорошего вкуса.