Заметки с выставки (ЛП)

Все могло бы обернуться иначе, если бы только родители были на званом ужине, а не на коктейль-приеме. У нее было бы время успокоиться или, может быть, даже уйти спать и утром увидеть ситуацию яснее. Вместо этого, они пришли домой как раз тогда, когда она все еще рыдала, съежившись на ступеньках лестницы, и как только она увидела их взволнованные лица, глядящие на нее снизу, она почувствовала себя снова ребенком, совсем не подростком, который сумбурно и путано выплеснул все свои переживания. И пусть даже войдя в дом не совсем трезвой, мама в секунды протрезвела и через полчаса упаковала полную сумку вещей Винни, и отвезла ее на ферму к бабушке в часе езды от города.

Винни там понравилось, она испытывала облегчение, избавившись от напряженной обстановки дома, от необходимости быть взрослой и даже от того, что у нее появился прекрасный предлог избежать унижения, явившись на Выпускной вечер без кавалера. Не было ничего страшного и в том, чтобы пропустить церемонию по вручению аттестатов, так как она окончила школу с весьма посредственными результатами, что, впрочем, было вполне предсказуемо. Бабушка, сама доброта и простота, кормила ее, посылала собирать яйца, хворост на растопку и не задавала неуместных вопросов. Когда спустя неделю мама привезла ее обратно, она очень осторожно объяснила — Джоэни больна на голову, и они были вынуждены поместить ее в Кларк^[42]. Мама упорно не вдавалась в подробности, ей было слишком стыдно, но она явно решила свалить вину за все это дело на наркотики и заставила Винни пообещать, что, если когда-нибудь какой-нибудь мальчик попытается уговорить ее покурить марихуану, она сразу побежит прямиком в полицию.

Папа был более откровенен, но не намного. Как-то раз, по пути в город он признался Винни, что Джоэни как с цепи сорвалась, и у нее начались галлюцинации.

Никто и словом не обмолвился о порнографии или рисунках, которые, предположительно, были сожжены. И Винни не собиралась признаваться, что один из рисунков, изображавший Джоша МакАртура, она оставила себе, засунув его под свитер, когда той ночью родители заходили в дом. Она разгладила листок, заложив его между книгами под матрасом в гостевой комнате у бабушки. Теперь, когда она свыклась с его ошеломительным содержанием, ей пришлось признать, что рисунок был красив, пусть даже красота была весьма опасного сорта, которой она никогда не смогла бы ни с кем поделиться.

Несколько раз она навестила Джоэни в клинике, но эти походы ненавидела. Сотрудники были так добры и так явно заботились о ее сестре, и все там было совсем не похоже на психушки в фильмах ужасов, но она винила себя за то, что упекла туда сестру и за то, что там с ней делали: лекарства и электрошок.

Чувство вины только усилилось, когда Джош МакАртур вдруг пригласил ее на свидание после того, как однажды, самым что ни на есть вежливым образом, после церковной службы в воскресенье подошел выразить соболезнование. Оказалось, он был чрезвычайно увлечен ею уже долгие месяцы, но был застенчив, потому что думал, что она относится к нему неодобрительно.

— Всегда получалось так, что я мог поговорить с Джоэни, — сказал он, — учитывая, что она заговаривала со мной первой. Но мне никогда не хотелось позвать ее на свидание. Только тебя.

Теперь она сидела с его сестрами и смотрела, как он играет в хоккей. На самом деле, грубость спорта была настолько невыносимой, что большую часть матча она, как правило, проводила, поглядывая на поле сквозь пальцы или играя со своими перчатками, слушая ужасающий, скользящий звук лезвий по льду и кровожадные крики толпы. Она стала постоянным гостем за столом у мистера МакАртура, она позволила Джошу выйти за рамки поцелуев лица и поцеловать ее груди, одну, а потом другую. Он был скрупулезно справедлив, деля свое внимание между ними, но она сомневалась, хватит ли ей когда-нибудь смелости спросить его о рисунке Джоэни.

Когда во время посещения Джоэни вдруг прошипела просьбу принести ей водительские права, Винни, казалось, увидела в этом возможность загладить вину. Не в последнюю очередь, потому что пришлось бы делать нечто без ведома родителей. Она ни на мгновение не подумала, что Джоэни воспользуется правами, но к тому времени достаточно насмотрелась на ее существование в палате, чтобы понять, каким драгоценным может стать там столь небольшой символ независимости. Это помогло бы напомнить Джоэни о том, кто она такая.

Ну, а потом в середине зимы случился мрачный воскресный день, когда к дому подъехала полицейская машина. Как раз в то время, когда они угощали МакАртуров ланчем. И им сказали, вот прямо так и сказали, что Джоэни умерла, ее столкнула под поезд какая-то сумасшедшая ирландская девушка, с которой она сбежала.

— Но я не понимаю, — причитала мама, пока, наконец, отец спросил ее, как. — Как она раздобыла свои водительские права.