Заметки скандального кинопродюсера

Через несколько дней звонит нам исполнительный продюсер Боря Данилюк и, матерясь, сообщает:

– Завтра остановятся съемки! Эти мудаки – французы – требуют еще денег!

Во Франции нам обеспечивала съемки парижская кинокомпания «ОРКИОН ФИЛЬМ». Получили они от нас первый транш (почти полмиллиона евро!), благополучно потратили, и захотелось им раньше срока еще столько же этих самых евро. И ведь остановили съемки!

А каждый день простоя – это очень большие затраты для продюсеров фильма.

…Делать нечего – вылетаем со Светланой в Париж.

Никогда до этого не был я во Франции. Да особо-то и не рвался. Светлана без меня вела предварительные переговоры с представителями «ОРКИОН ФИЛЬМА».

Прилетели, значит – встречают нас Боря Данилюк и водитель Максим (русский парень, который уже несколько лет живет в Париже).

Едем в гостиницу. Я по телефону командую Андрею Разенкову:

– Через час собери всю съемочную группу – встречаемся в конференц-зале отеля!

Андрей – мне:

– Константин Олегович, это невозможно! Почти вся группа разбрелась по Парижу!!!

Вот так. Хоть один день простоя – и группа полностью расхолаживается!

…Едем по Парижу. Вдруг все движение перекрывает полицейский: по перекрестной улице проезжает пятьсот (а может, и больше) велосипедистов – одни мужики!

– Что это? – спрашиваю я нашего водителя Максима.

– Гомосексуалисты выехали на демонстрацию, – спокойно отвечает он. – Бастуют, наверное…

– Что-о-о?! – не верю я собственным ушам. – Им-то что бастовать?.. Им что – трахать друг друга запрещают?!

Максим равнодушно пожимает плечами:

– А здесь у нас чуть ли не каждый день кто-нибудь бастует. Во Франции бастовать более выгодно, чем работать. За эти демонстрации им хорошие деньги платят!..

Я в шоке! Франция озадачила меня с первого дня.

Вернее, не Франция, а люди…

Наверное, если бы мы со Светой прилетели в Париж отдыхать, тогда ощущения и чувства были бы совсем другими. Но мы прилетели РАБОТАТЬ!!! А работать во Франции никто не любит: невыгодно!

…Мне очень жаль, но из Парижа выветрился истинный французский дух.

По этим мостовым ходили Ги де Мопассан, Виктор Гюго, Эрих Мария Ремарк, Эмиль Золя, Александр Гюстав Эйфель, Антуан де Сент-Экзюпери, Эдит Пиаф…

Где теперь их наследие?

Париж наводнен арабами. И арабы чувствуют себя в этом великом городе полноценными ХОЗЯЕВАМИ!..

А настоящие французы – это те, кому сегодня глубоко за пятьдесят. Они – очень милые люди. Сидят себе в ресторанчиках с собачками на руках, пьют розовое вино, кофе с круассанами и… доживают свой век в тоске по уходящей в небытие Франции.

Не думаю, что эти настоящие французы говорят про арабов:

– Понаехали!!!

Они покорно смирились с происходящим в их стране.

Париж – это город-музей. Величественные здания – одно красивее другого!

И все эти красоты нещадно эксплуатируются новыми хозяевами.

…После мучительных переговоров с сотрудниками «ОРКИОН ФИЛЬМ» пришли-таки к решению о продолжении съемок.

– Дайте, – говорю, – посмотреть бухгалтерию. Хочу узнать, куда вы полмиллиона дели!

– Зачем? – спрашивают меня французы. – Раньше мы никогда ни перед кем не отчитывались!

И глаза у них при этом – честные-честные! Оказывается, не только в российском кино воруют – французы тоже умеют «осваивать бюджет».

…Вот так мы и снимали наш фильм. Проблемы возникали буквально из ниоткуда!

То едой накормят протухшей, то запланированные локации «слетают», то Буш в Париж прилетает и снимать нельзя… В общем, то понос, то золотуха!

У Наташи Ивановой из гостиничного номера украли сейф. В сейфе были шестьсот евро, паспорт и еще какие-то документы.

Звоним в полицию. Полицейский по телефону спрашивает:

– Труп в номере есть?

– Нет! – отвечаем мы издевательски. – А что – надо труп? Вы скажите – мы сейчас сделаем!..

Но у французской полиции чувство юмора отсутствует:

– Если трупа нет, приезжайте в участок сами. Пишите заявление. Мы все равно ничего искать не станем!

Вот так вот – открытым текстом. Ешкин-поварешкин!

И тем не менее – мы снимали!..

…Одна из трагичных сцен фильма – ранение Натальи Тархановой. Кромов подхватывает любимую на руки и несет в больницу. Из рук Тархановой срывается газовый шарфик и парит над мостовой, символизируя улетающую душу.