И все же вряд ли почтенный профессор действовал по злому умыслу. Ведь если исходить из принципа «ищите, кому выгодно», приходится признать, что Гудден ничего не выигрывал, признавая короля душевнобольным. Может быть, лишь самолюбию врача льстил тот факт, что его пациентом стала коронованная особа. А может, он исходил из чисто научного интереса: ему был предоставлен уникальный случай наблюдать в «стационарном режиме» личность, которая еще совсем недавно была облечена высшей властью. А о подобном «подопытном материале» любой практикующий ученый даже и мечтать не смел.
В любом случае, скорее всего «преступление» Гуддена состоит лишь в том, что он
Профессор фатально ошибся и заплатил за свою ошибку страшную цену. Он не только запятнал свою безупречную репутацию врача, но и «перечеркнул» прошлые заслуги, оставшись в истории не как ученый с мировым именем (каким он был в действительности), а лишь как мелкий заговорщик (которым он, возможно, и не являлся, как мы уже предположили выше). И даже холодные волны Штарнбергского озера, в которых он нашел свою искупительную кончину, не смыли с его памяти греха предательства. Таким образом, главный обвинитель сам стал такой же трагической жертвой, как и тот, кого он так «удачно» помог лишить престола…
Но как бы там ни было, на основании свидетельств «очевидцев» профессор Гудден составил пресловутый «обвинительный акт», ставший главным козырем в руках врагов Людвига II. Чтобы не быть голословными, упорно утверждая, что этот документ появился на свет благодаря умелой подтасовке фактов, приведем несколько примеров, наглядно показывающих, какими методами действовали враги монарха.
Личный секретарь короля Циглер «положительно отвергал болезнь короля, говоря лишь о “чуткости нервов, не выносивших грубого прикосновения”. Вспышки же его гнева и неудовольствия относились к состоянию его здоровья, так как при своем геркулесовом сложении, король иногда страдал головными и зубными болями, а также и желудочными, почему он был очень умерен в еде и питье. Вина он пил очень мало, только за большими обедами пил шампанское, чтобы придать себе более оживления; пива совсем не переносил. Циглер до последнего дня подолгу беседовал с королем, и с энтузиазмом говорил о нем, прославляя его высокий образ мыслей, его стойкость в опровержении всякой несправедливости, его собственную справедливость. — С ним невозможно было интриговать против кого-нибудь, — говорил он, — он сейчас ловил и выводил человека на чистую воду!”»{114}
Точно так же чутко Людвиг чувствовал, что и над его головой сгущаются тучи; вот только не сумел противостоять своим врагам…