– Был конец мая, – продолжил он свой рассказ, когда к нему вернулась способность говорить. – Мама снова угодила в больницу, это произошло после очередной пьянки в общаге, – голос его стал жестче, ладони сжались в кулаки. Игорю было неприятно вспоминать эту часть своего прошлого, воспоминания о матери не носили в себе ничего хорошего. Это в нормальной жизни принято, чтобы мама была самым важным и теплый, что есть у человека. Но повернется ли язык назвать жизнь Игоря «нормальной»? – Отравление паленой водкой. Она умерла, так и не придя в себя. Просто взяла и не проснулась, – голос его упал, слова были едва различимы. Я почувствовала, как слезы обожгли мне глаза, во рту образовался огромный ком, который мешал дышать. Мне бы очень хотелось утешить его, сказать несколько банальных фраз, которые принято произносить в такие моменты, но я не могла. У меня не получалось. Что-то постоянно мешало мне, удерживало от того, чтобы сделать ему шаг навстречу.
Подсознание кричало: «Он не заслужил твоего участия, не достоин его. Вспомни, что было, через что тебе пришлось пройти. Из-за него. Из-за его глупой ревности и желания отомстить более успешному брату. Не смей забывать этого! НЕ СМЕЙ!»
– Зачем ты мне все это рассказываешь?
Игорь резко обернулся, мазнул меня взглядом, острым и холодным как арктическое дыхание, и вздохнул, словно что-то внутри него сломалось. От моих слов.
– Возможно, – мужчина сделал шаг по направлению ко мне, сокращая дистанцию между нами. Он так и не разорвал зрительного контакта. – Я нуждаюсь в этом. Хочу, – он говорил медленно, старательно подбирая слова, а я снова видела перед собой того загадочного и закрытого незнакомца, которого впервые встретила на пороге компании. Лучше всего на свете у Игоря получалось скрывать свои истинные чувства и притворяться. Он стал профессионалом по части маскарада, в котором принимал участие с самого детства. Юрию удалось создать идеальную куклу. Никто и никогда не сможет распознать ее реальных помыслов. Игорь всегда показывает лишь то, что считает нужным. Только то, что он сам хочет. О каком доверии к нему может идти речь? – Чтобы хоть кто-то в этом мире знал меня настоящего… Всего меня…
Мне пришлось отступить, так как Игорь находился уже слишком близко. Острый, освежающий аромат его парфюма ударил в нос и заполнил мои легкие, я почувствовала легкое головокружение. Все происходящее казалось мне каким-то нереальным, странным сном, от которого хотелось, как можно скорее, проснуться. Я старалась открыть глаза, сжимала и разжимала ладони, позволяя ногтям вонзаться в незащищенную нежную плоть и оставлять на ней следы в форме полумесяцев. Мне нужно сохранять самообладание и холод разума. Я буду играть с ним, но никогда не позволю ему увидеть нечто большее, не впущу в свои мысли.
– Мне это не нужно, Игорь, – произнесла со всей уверенностью, на какую только способна по-настоящему испуганная девушка. – Эта игра скоро закончится, и мы распрощаемся навсегда. Я бы не хотела уносить с собой твои воспоминания.
Я так и не дослушала его рассказ до конца, не смогла себя заставить. Сегодня, мне придется играть роль счастливой невесты, влюбленной в Игоря по самые уши. Господи, как же мне это ненавистно! Постоянно считаю дни, пытаясь дождаться желанного освобождения. Мысли в голове, беспрестанно, путались, образуя бессмысленный рой каких-то звуков и обрывков фраз. Я мечтала исчезнуть, раствориться в воздухе, стать невидимой, чтобы никто и никогда не мог смотреть на меня свысока, как это делали бабушка и отец Игоря.
– Я всегда знала, – сказала она при первой встрече, окинув меня таким пристальным и оценивающим взглядом, будто я – товар на витрине магазина, уцененный, – что у моих внуков ужасный вкус, но, – престарелая матрона замолчала, сложив ладони на рукояти трости из слоновой кости. – Откуда вы, милочка?
Милочка… Она произнесла это так, словно произнесла ругательство. Конечно, для нее я – обыкновенная букашка, грязь под ногами, на которую не принято обращать внимания. Ее отмоют и сотрут сразу же, как только кто-то из служащих это заметит. Мне стало не по себе. Волна негодования, подобно лаве, льющейся из жерла вулкана, медленно поднималась по моему телу, заставляя кожу заливаться краской. Скорее от злости, чем от смущения. Мне не нравится эта женщина. В ее взгляде слишком много жестокости и злобы, ей неизвестны ни жалость, ни сочувствие. Она это и не скрывает.
– Я армянка, – ответила со всей дерзостью, которой раньше даже не подозревала в себе. Реакция Лидии Игнатьевны стала для меня чем-то вроде заживляющего бальзама на раны, полученные чуть раньше. Конечно, ей не понравился мой ответ. Такие люди не готовы принять в свой дом и семью кого-то, кто стоит ниже на социальной лестнице. Захотелось рассмеяться от одного только вида ее вытянувшегося лица. На сморщенных щеках появился румянец, потускневшие глаза загорелись так, что молнии засверкали в светлых радужках.
– Я ожидала от тебя большего, Игорь, – больше она не обращала на меня внимания. Отныне я для нее не существую. Что ж, и на том спасибо.