Замки

Когда картина становилась уж слишком правдоподобной, я вспоминала о том, что мысль вообще-то материальна, и сразу представляла себя древней старушкой с оравой внуков под боком. Сразу представляла себе веник, которым сметаю глупые мысли прочь, а они визжат и позорно разлетаются в разные стороны. Ненавижу эти навязчивые мысли о смерти. Иногда я думаю о том, как умирает кто-то из моих знакомых, а я утираю слезы и рассказываю Моргану о том, что он не знает, что такое потерять друга. Но самое паршивое – это чужие дети в парке. Я люблю детей, но почему-то в голове сразу появляются странные мысли. Например, я вижу как щеки ребенка раздуваются, и он лопается, как шарик, или вылетает из качели, пока делает «солнышко», а я пытаюсь героически его спасти, но уже поздно…

«Ладно, к черту!» – я сдалась и зашла на почту. Как долго грузится! Мы с Морганом договорились отправлять друг другу письма. Никаких мессенджеров и тупых картинок. Только по существу. Говорить, если есть о чем сказать.

– Надоел фастфуд, – сказал он, – на пленку можно сделать только 36 кадров. Хорошо бы и со словами так.

Кто-то позвонил в дверь.

– Где папа?

Мама пожала плечами и присела на табуретку в коридоре.

– С Валерой, – махнула рукой, – не человек, – вздохнула, – не человек.

– Чаю?

– Спасибо, Танюш.

После долгой возни она наконец сняла ботинки и прошла в комнату.

Я зажгла конфорку Моргнула. Черт, не та конфорка. Кухонное полотенце задымилось. Переставила чайник. На всякий случай проверила, есть ли там вода. Когда что-то резко выдергивает из мыслей, наступает странное оцепенение. Как будто я смотрю на себя со стороны, и руки не мои, и шея не моя, а лицо (и это нелепое выражение) – точное не мое! Это оцепенение всего-то нужно стряхнуть с себя – как пыль выбивают из ковров. Одно маленькое волевое усилие – помотать головой, начать разговор с мамой, пожевать, зевнуть хорошенько – и мысли перестанут вдавливать в пол.

Достала лимон из холодильника, отрезала кусочек и кинула в чашку. Положила лимон обратно. Добавила три кубика сахара, помешала ложкой, снова достала лимон, собралась отрезать кусочек, посмотрела в чашку, уже есть. Все так сонно, медленно, но суетливо.

Скорей бы к Моргану!

– Мам, чай на кухне. Я к себе. Уроки.

– Ты моя хорошая.

Вернулась в комнату. А кипятком залила?

Глава 2

Мы с Морганом познакомились в ноябре.

Школу закрыли на карантин. Не могу сказать, что я обрадовалась неожиданным каникулам. Дома у меня неуютно. Родители все время рядом – мама шьет на заказ, а папа – солит помидоры. Когда помидоры заканчиваются – он делает ремонт. Когда нечего чинить – он выходит из себя и что-то ломает.

Мама его не любит, но квартира – бабушкина по папиной линии, на него записана. Деваться некуда. Есть ещё дача, можно было бы её продать, съехать… Но вместо этого мама сидит в окружении снимков папиной печени и шьет. Мама повесила их в гостиной, чтоб «стыдно было».

Не сработало.

Весь месяц мама шила пальто для своей постоянной клиентки Аллочки. Требование было одно: эксклюзив! Дизайн Аллочка собственноручно перерисовала с картинки. Кадр из «Секса в большом городе». Саманта в центре Манхэттена. Аллочка ничем не хуже.

Мерки приходила снимать каждые три дня, поскольку она плотно сидела на новой диете. Между поеданием булок с изюмом пила чаек с ягодами годжи.

По дороге Аллочка всегда заходила в «Сильпо». Неимоверно шуршала пакетами, доставала ананас или манго, что-то к чаю. Мы никогда не знали, как надо есть то, что она приносит. Но гвоздем программы был чек. Аллочка зажимала его в своих зеленых шеллаковых ногтях, прищуривалась и читала. Голос у неё был громкий, привыкший раздавать указы. Аллочка работала замдиректора на молочном заводе. Мама обычно говорила о ней: «сильная женщина». Сразу за стоимостью продуктов (мама всегда умудрялась её разглядеть и возмутиться: «Зачем же так дорого! С пряниками бы чаю выпили!») следовало предсказание. Судя по прогнозам, Аллочка давно уже должна была влюбиться, обнаружить предателя среди своих, получить неожиданное наследство и отправиться в путешествие! Она ждала, пила мерзкий чай с ягодами годжи и морочила моей маме голову. Мне она иногда приносила обувь. Бывало, по размеру не подошла, а выкидывать жалко. Вначале пыталась перепродать нам, но потом просто молча оставляла в углу. Несмотря на исполинский размер груди, у Аллочки была тонкая талия и 36 размер ноги. Как и у меня. Но я бы скорее вышла из дому в тапках, чем в золотистых мокасинах Аллочки.

Безвкусицы в моей жизни было и так слишком много.

В нашей семье принято всё валить в кучу. Смешивать цвета, ингредиенты, старые обиды с новыми. Получалась каша. Несъедобная, даже если голоден.