Каждый раз, когда я оказываюсь на крыше, я представляю, как я падаю. Вижу свое распростертое тело. Пятно крови на асфальте. Драматично изломанные руки. И даже брови, если приблизить камеру. Иногда мне кажется, что вместо того, чтобы жить, я снимаю фильм о своей жизни. Настраиваю цвет, музыку, подбираю декорации, актерский состав. Сценарий к каждой серии не пишу, но точно знаю, о чем будет сезон.
Когда человек умирает, у него расслабляются все сфинктеры.
Это некрасиво.
Никто не станет снимать фильм, в котором главный герой сиганет с крыши, а после этого совершенно неэстетично обделается.
А даже если кто-то снимет такой фильм, на правах социальной рекламы, например, я не буду его смотреть. Никто не будет.
Морган говорит, что я пытаюсь закосить под наивную, а на самом деле гораздо циничней, чем он сам.
Как будто у меня слишком большой нос, чтоб на нем удержались розовые очки.
Большой и чувствительный.
Он чует правду и скидывает очки.
В общем, каждый раз, когда я оказываюсь на крыше, я представляю, что падаю. Не знаю почему. Может, я просто ненормальная? Может, для того, чтоб закат сильнее врезался в память. Может, мне хочется пощекотать себе нервы.
Но я знаю одно: я ни за что не прыгну. Я даже к краю не подойду, чтоб не поскользнуться. Я слишком люблю жизнь. К тому же обидно заканчивать то, что ещё не началось. А пока я не уеду из этого города, из этого дома – жизнь не начнется.
– Почему вы не уехали учиться в другой город? Та же Одесса близко.
– У нас хороший филфак, – Рина запнулась, – и дома сестра. Хочу, чтоб подросла. Хотя бы девять классов пускай закончит, потом, наверное, на курсы маникюра или парикмахера. Ей такое нравится.
– А ваша мама? – Я спросила быстрее, чем успела задуматься о тактичности вопроса.
– Она конченая, – Рина засмеялась и закурила.
На этот раз без мундштука. Видимо, эффект на меня уже произведен. Мы как раз подошли к моему дому.
– Она неадекватная, серьёзно. Работает в Avon, сетевой маркетинг, верит в уринотерапию, не верит в ВИЧ и считает, что тампоны – это тайное оружие Запада против нашей морали. Не вариант с ней оставлять сестру.
Мы поднялись ко мне. Я поставила чайник. Получилось зажечь плиту со второго раза. Спички отсырели, а электрической тыкалки я боюсь.
Достала из шкафчика упаковку чаю «Бесіда». Для любителей чефира. Одного пакетика хватает на несколько чашек, да ещё и потом остаются коричневые разводы внутри. Добавила три ложки сахара. Ломтик лимона.
Рина курила в открытое окно. Она сняла свитер и осталась в черной майке. Наверное, ей было холодно.
Зеленые волосы доходили до плеч и контрастировали с красными ягодами калины.
Я впервые заметила, что из моего окна открывается тоскливый вид на многоэтажки.
Но в сизой дымке, которую Рина создавала одним своим присутствием, город казался по-своему красивым.
Странно. Как будто это происходит не у меня дома. Мама почти никогда не открывала окно на кухне, включала вытяжку, если нужно было избавиться от запахов. Мама боялась сквозняков как огня. А огня не боялась. В молодости она спаслась из горящего дома. Вместе с черепашкой и двумя попугаями. По её рассказам, она действовала четко, быстро, не паниковала. Потом какое-то время мечтала стать пожарным, но вышла замуж, забеременела и стала шить.
Кто-то позвонил в дверь.
Аня пришла. Принесла вафельный тортик.
Выглядела доброжелательной. Дважды мне улыбнулась. Она принарядилась к нашему вечернему чаепитию. Надела черное пальто, не по погоде, с воротником под горло. Свою любимую рубашку в темно-зеленую клетку. Сережки-таблетки. Даже голову помыла. Волосы едва достигали плеч, но длинная челка закрывала половину лица. И оттеняла коронный взгляд исподлобья. Светло-карие глаза Ани казались янтарными на солнце. У неё был жесткий, злой взгляд. Тонкий шрам на переносице. Три родинки на щеке.
Высокие черные ботинки с грубой подошвой. На шнуровке. Змейки она не признавала. Что ж это за удовольствие от обуви, если от нее можно избавиться за секунду. Обувь должна быть вдумчивой. Громкой. Заявлять о себе.
Пока Аня расшнуровывала ботинки, я смотрела на нее и пыталась понять, зачем она все-таки пришла и чего хочет. Ногти на руках, как всегда, искусаны. Пальцы в мозолях. Аня много пишет, но никому не показывает.
Она выглядела спокойной, но я чувствовала исходящее от нее напряжение. Уж слишком она старалась быть приветливой. Расспрашивала Рину про её универ. Рассказывала о своих планах поступать в медицинский. Несколько раз даже пошутила.
Не к добру.
Если в первой сцене звучит идиллическая музыка, к финалу жди кровавое месиво.
– Завтра косплей-вечеринка в ДК, – Аня выразительно посмотрела на Рину, – мы там познакомились, помнишь? – Это уже мне.
– Можем сходить, – Рина пожала плечами, – только костюмов нет.
– Я бы постаралась, – Аня снизила голос до заговорщического шепота, – не могу гарантировать, но возможно, Морган появится на мероприятии. В крайнем случае, еще погостите. Таня только рада будет.
Я как раз потянулась за тарелками да так и замерла…
– Все будут торт? – Мой голос прозвучал нарочито бодро.
– Все, – благодушно махнула рукой Аня.