Фраза повисла в воздухе. Она говорит серьёзно или это очередная загадка?
– Я знаю, что делать, – вмешалась Амальда. От неё исходил сильный аромат лавандового масла. Голова раскалывалась. Кажется, она снова не могла заснуть. Лоб проложили глубокие борозды. – Старый Чи сказал, что письмена обретут смысл, когда придет время.
– Как вам удается… помнить? – удивленно воскликнула Кора. – Это невозможно!
– Мы едим много соли, – Амальда поморщилась от яркого света, – и много плачем. Так мы учимся говорить с соленым морем. Наши воспоминания перетекают в рыб. Поэтому мы пьем рыбью кровь…
– Шутишь, да?
Амальда засмеялась. Смеялась она тихо, почти беззвучно, будто рябь прошла по спокойной заводи. Её высокие скулы и чуть раскосые глаза казались высеченными из камня. Красота Амальды была не очевидной, но бесспорной. Даже клеймо на лице её не портило. Неизвестно было, сколько ей лет, но она внушала доверие, и не возникало даже мысли с ней пререкаться.
– Я не знаю. Пока ты не спросила, я не помнила, а как вспомнила – не могу забыть, – пожала плечами знахарка. Будто её не волновало, что происходит. А может, так и было. Амальда считала, что жизнь – это дар, а дареному коню в зубы не смотрят. От этого все равно ничего не изменится. Если написано у жеребца на роду быть сильным и ловким – будет, а если не умеет скакать через барьеры – сломает шею еще в конюшне. Единственная причина, по которой она хотела снять проклятье – освободить Кору. Человек несчастен, только если осознает своё несчастье. Даже если до этого бог весть сколько времени его ничего не беспокоило.
Амальда прикоснулась ладонями ко лбу хранительницы.
– Горячий, – сказала она и достала флакончик с лавандовым маслом, – это поможет.
Кора удивленно посмотрела на знахарку.
– Я читаю боль по твоим губам, – объяснила Амальда.
В глазах немного просветлело. Кора будто впервые увидела остров. Настало время прощаться. Почему когда смотришь на что-то в последний раз, открывается настоящая красота?