Замок

— Да, уж, — согласилась Мария. — Я строила столько планов. И теперь ясно, что ни один не исполнится.

— Тебе их жалко? — спросил Каманин.

— Жалко, — призналась она. — Но я их уже похоронила.

— Чем же ты будешь теперь заниматься?

— Андреем. Я уделяла ему мало внимания и, боюсь, что упустила. Если еще не поздно, надо исправлять ситуацию.

— Да, парень идет куда-то не туда. Я все хотел с тобой серьезно о нем поговорить, но так не собрался. А сейчас это уже поздно.

— Да, поздно. Да я бы и не стала теперь с тобой говорить на эту тему, ты нам отныне чужой.

— Как все быстро происходит: еще утром был своим, а к ночи стал чужим, — усмехнулся Каманин. — Как ты думаешь, о чем это говорит?

— И о чем?

— О том, что все наши чувства крайне поверхностны. Бывает достаточно дуновение слабого ветерка, чтобы они целиком изменились.

Мария задумалась.

— Знаешь, а вот тут я с тобой не соглашусь, возможно, в первый раз. Далеко не все наши чувства столь поверхностны. Если они были бы таковыми, я бы не стала отменять наш брак. Я это сделала, как раз потому, что поняла, насколько все это серьезно. И пока не поздно, надо принимать решение.

— Не буду спорить, может, ты и права. Давай спать, завтра снова тяжелый день, мы проведем его в дороге.

— Ты прав, давай спать. Спокойной ночи, Феликс.

— Спокойной ночи, Мария.

Мария вытянула руку и выключила ночник.

138

Это был самый молчаливый завтрак за все время нахождения в замке. Никто почти не только не говорил, но все сидящие за столом по возможности старались не смотреть друг на друга. И ели неохотно; даже Антон довольно безразлично смотрел на свою тарелку с овсяной кашей. Он довольно лениво окунал в нее ложку, а затем, не торопясь, подносил ее ко рту, словно бы выполняя давно заученный ритуал.

Всеми владела не понятно откуда взявшаяся подавленность, у всех было ощущение, что вот-вот завершится какое-то важное событие, смысл которого упрямо ускользает от них.

Первым из-за стола встал Каманин. И сразу же за ним последовала все остальные. И тут же разбрелись по террасе и каминному залу.

Каманин вышел на террасу и посмотрел на дорогу, краешек которой был виден с нее.

— Автобуса пока нет, — сказал он стоящей рядом Марии.

— Еще рано, но он придет совсем скоро, — пояснила она.

— Всем уже хочется поскорей уехать.

— У всех свои дела.

— Не у всех, — возразил Каманин. — Какие могут быть дела у Насти? Да и у Эммы вряд ли они есть. А как с этим у тебя?

— Я собираюсь вернуться в больницу, если возьмут. Мой уход сильно расстроил главного врача. Боюсь, он на меня в большой обиде.

— А если не возьмет, что тогда?

— Больниц в Москве много, где-нибудь да пристроюсь. Ты же меня знаешь, я ни за престижем, ни за большой зарплатой не гонюсь. Для меня главное — лечить пациентов. Знаешь, я в некоторой степени даже рада, что так все получилось.

— Что ты имеешь в виду? — поинтересовался Каманин.

— Что у нас с тобой не сложилось. В этом случае у меня был бы всего один пациент, а для врача его мало. Больных должно быть много, только тогда он приобретает настоящую квалификацию.

— Я всегда был уверен, что не бывает худа без добра, — усмехнулся Каманин. — С другой стороны, будучи моей женой никто не мешал бы тебе работать в больнице. Да что теперь говорить.

Каманин отвернулся от Марии. К нему подошел Варшевицкий.

— Хочу попрощаться с тобой, Феликс, — сказал он.

— Автобус еще не пришел, так что успеешь.

— Я еду прямо сейчас на своей машине в Краков.

— Счастливого пути, Кшиштоф! Да, кстати, а где ты ночевал? Марии говорила, что не могла найти тебе места.

— Я ночевал в номера Руты.

У Каманина невольно вытянулось лицо. Варшевицкий понял, о чем тот подумал.

— Не беспокойся, мы занимались только двумя делами: сначала говорили, потом спали. Ничего другого между нами не происходило. Ты доволен?

— Ты даже не представляешь, как, — насмешливо произнес Каманин.

Варшевицкий недоверчиво покачал головой.

— Тебе меня не обмануть, Феликс. Как и мне тебя. По крайней мере, в этом мы с тобой равны. Прощай, я поехал. С удовольствием кого-нибудь взял с собой, но никому со мной не по дороге.

— Помнишь, Кшиштоф, я тебе когда-то говорил, что человек обязан быть одиноким путником. Только в этом случае он целиком принадлежит себе. А если он путешествует даже только в паре, то половины его уже как бы и нет. А это большая потеря.

— Но ты постоянно пребывал с кем-то в паре. Разве не так?

Каманин невольно посмотрел на Марию, внимательно слушавшая разговор.

— В этом ты прав. С моей стороны это была постоянная борьба за независимость. И, возможно, это была глупость с моей стороны. А впрочем, кто может знать.

— В этом весь ты, Феликс, — проговорил Варшевицкий. — Однажды я понял, что смысл твоей жизни — это постоянно опровергать самого себя.

Варшевицкий стал спускаться вниз. Его автомашина стояла немного в стороне от главного входа в замок и хорошо была видна с террасы. Каманин видел, как писатель сел в автомобиль и выехал на дорогу. Через пару минут его уже не было видно.

— Уехал, — констатировал Каманин. — Навсегда.

— Тебе грустно от этого? — спросила Мария.