Замок

— Ну да, — сказала Пепи, — ты влюблен во Фриду, потому что она от тебя сбежала, ее нетрудно любить, когда ее нет. Ну пусть будет как ты хочешь и пусть ты во всем прав, даже в том, что надо мной насмехаешься, — но что ты собираешься делать теперь? Фрида от тебя ушла, надежды, что она к тебе вернется, ни по моему объяснению, ни по твоему у тебя нет, и даже если она вернется, пока что тебе все равно где-то нужно жить; сейчас холодно, а у тебя нет ни работы, ни ночлега, — пойдем к нам, мои подруги тебе понравятся, мы постараемся, чтобы тебе было уютно, ты будешь помогать нам в работе, нам одним она в самом деле слишком тяжела, и мы, девушки, уже не будем предоставлены только сами себе, и не будем ночью мучиться от страха. Пойдем к нам! Мои подруги тоже знают Фриду, мы будем рассказывать про нее истории, пока тебе от этого тошно не станет. Идем, ну! У нас и карточки Фридины есть, и мы тебе их покажем. Тогда Фрида была еще невзрачнее, чем теперь, ты вряд ли даже ее узнаешь — разве что по глазам, они у нее уже тогда были хищные. Ну так что, ты идешь?

— А разве это разрешается? Вчера вон уже был здоровенный скандал из-за того, что меня поймали в вашем коридоре.

— Это из-за того, что тебя поймали, а если ты будешь у нас, тебя не поймают. Никто не будет о тебе знать, только мы трое. Ах, это будет весело. Мне уже жизнь там кажется намного легче, чем еще несколько минут назад. Может быть, я тогда совсем не так много теряю из-за того, что должна отсюда уйти. Знаешь, мы и втроем там не скучали: приходится подслащивать себе эту горькую жизнь, нам ведь уже в юности несладко пришлось, так что мы втроем держимся друг за друга: мы живем так славно, как только можно там жить, особенно Генриетта тебе понравится, но и Эмилия тоже, я им о тебе уже рассказывала; там такие истории слушаются с недоверием, как будто в самом деле за стенами этой комнаты ничего произойти не может; там тепло и тесно, и мы прижимаемся друг к другу еще теснее, — нет, мы не опротивели друг другу, хотя мы предоставлены только сами себе, напротив, когда я вспоминаю о моих подругах, я почти готова снова туда вернуться: почему я должна пойти дальше их? Ведь как раз потому мы и держались друг за друга, что у всех нас троих одинаково не было будущего, и вот я все-таки пробилась и отдалилась от них. Правда, я их не забыла, и это у меня была первейшая забота: как бы мне для них что-нибудь сделать; мое собственное положение было еще ненадежно (насколько оно было ненадежно, я себе даже не представляла), а я уже заводила разговоры с хозяином про Генриетту и Эмилию. Насчет Генриетты хозяин не так чтоб очень упрямился, а вот с Эмилией, которая намного старше нас, ей примерно столько же, сколько Фриде, не было никакой надежды. Но представь себе, они же совершенно не хотят уходить оттуда; они знают, что жизнь, которую они там ведут, — жалкая жизнь, но они уже покорились, добрые души; мне кажется, когда мы прощались, они плакали больше всего от тоски, что я должна покинуть нашу общую комнату, идти на холод (нам там кажется, что за стенами нашей комнаты везде холод) и в больших чужих залах драться с большими чужими людьми за право тянуть свою лямку, а ведь я это прекрасно делала и раньше в нашем общем хозяйстве. Они, скорей всего, нисколько не удивятся, когда я теперь снова вернусь, и только за компанию немного поплачут со мной и погорюют о моей судьбе. Но потом они увидят тебя и поймут, как это все-таки хорошо, что я уходила. Они будут счастливы, что у нас теперь появится мужчина, помощник и защитник, а оттого, что все должно оставаться в тайне, и оттого, что эта тайна свяжет нас еще теснее, чем раньше, они будут просто в восторге. Идем, о пожалуйста, идем к нам! У тебя же не будет никаких обязательств, ты не будешь навсегда связан с нашей комнатой, как мы. Если потом наступит весна и ты найдешь себе приют где-то в другом месте, и у нас тебе больше не будет нравиться, ты ведь сможешь уйти, — только тайну ты, разумеется, и тогда должен будешь сохранять и уже не выдавать нас, потому что иначе это будет наш последний час в господском трактире, и во всем остальном тебе, пока ты будешь у нас, тоже, конечно, придется быть осторожным, не появляться в таких местах, которые мы не посчитаем безопасными, и вообще слушаться наших советов, это единственное, что тебя будет связывать, но ведь ты и сам должен быть в этом заинтересован не меньше нас, в остальном же ты совершенно свободен, а работа, которую мы тебе определим, не будет слишком тяжелой, этого можешь не бояться. Ну что, идешь?

— А сколько еще до весны? — спросил К.

— До весны? — повторила Пепи. — Зима у нас долгая… очень долгая у нас зима и однообразная. Но мы внизу на это не жалуемся, от зимы мы защищены. Ну, когда-то приходят и весна, и лето, и тоже, наверное, длятся сколько положено, но сейчас, когда о них вспоминаешь, весна и лето кажутся такими короткими, словно они длились чуть больше двух дней, и даже в эти дни, даже в самый распрекрасный день вдруг возьмет да и пойдет иногда снег.