В дверь постучали. Ольга побежала к двери и открыла. В темноту упала полоса света от чьего-то потайного фонаря. Поздний посетитель шепотом что-то спросил, ему что-то прошептали в ответ, но не удовлетворили этим, и он пытался проникнуть в комнату. Ольга, видимо, уже не могла его удержать и позвала Амалию, очевидно надеясь, что та, охраняя родительский сон, пойдет на все, чтобы удалить посетителя. И действительно, Амалия уже бежала туда; отстранив Ольгу, она вышла на улицу и закрыла за собой дверь. Тут же — это длилось лишь мгновение — она вернулась; так быстро она добилась того, что для Ольги было невозможно.
К. узнал затем от Ольги, что приходили к нему: это был один из помощников, который искал его по поручению Фриды. Ольга решила защитить К. от помощника; если К. захочет впоследствии признаться Фриде, что посетил их, он сможет это сделать, но это не должно было открыться через помощника. К. одобрил это. Однако от предложения Ольги провести у них ночь и подождать Барнабаса он отказался; вообще говоря, он, возможно, и принял бы его, ведь была уже глубокая ночь, и ему казалось, что, хочет он того или нет, он теперь уже так связан с этой семьей, что здесь для него — может быть, неудобное по другим причинам, но, учитывая эту связь, — самое естественное место для ночлега во всей деревне, и все же он отказался от предложения: приход помощника испугал его, ему было непонятно, каким образом Фрида, которая ведь знала его волю, и помощники, которые научились его бояться, снова так сошлись, что Фрида не побоялась послать за ним одного из помощников, кстати — только одного, в то время как второй, очевидно, остался при ней. Он спросил Ольгу, есть ли у нее кнут; кнута у нее не было, но был хороший ивовый прут, К. его взял; потом он спросил, есть ли в доме какой-нибудь другой выход, такой выход был — через двор, но для того, чтобы попасть на улицу, нужно было еще перелезть через забор соседского сада и пройти сквозь этот сад. Так К. и намерен был сделать. Пока Ольга вела его через двор к забору, К. постарался быстро рассеять ее тревоги; он заявил, что за ее маленькие уловки в рассказе он совсем на нее не сердится, а напротив, очень даже ее понимает, поблагодарил за доверие к нему, которое она выказала своим рассказом, и поручил ей сразу же, как только вернется Барнабас, послать его в школу, даже если еще будет ночь. Хотя послания Барнабаса — не единственная его надежда (иначе его дело было бы плохо), но отказываться от них он ни в коем случае не намерен, он намерен за них держаться и не забывать при этом Ольгу, потому что для него очень важна, чуть ли не важнее этих посланий, сама Ольга, ее храбрость, ее осмотрительность, ее ум, ее самопожертвование во имя семьи. Если бы он должен был выбирать между Ольгой и Амалией, ему не пришлось бы долго раздумывать. И уже запрыгивая на забор соседского сада, он еще успел сердечно пожать ей руку.
ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ
Выбравшись на улицу, он вверху, поодаль, разглядел, насколько позволяла хмурая ночь, помощника, который все еще ходил взад-вперед перед домом Барнабаса; иногда помощник останавливался и пытался через занавешенное окно посветить в комнату. К. окликнул его, тот без видимого испуга прекратил свое разнюхивание и направился к К.
— Кого ты ищешь? — спросил К. и проверил на колене гибкость ивового прута.
— Тебя, — ответил помощник, подходя.
— А кто ты, собственно? — спросил вдруг К., так как это, кажется, был не помощник.
Он выглядел старше, утомленнее, морщинистей, но круглей лицом, и походка его была совсем не похожа на юркую, словно намагниченную походку помощников, она была медленной, немного хромающей, лениво-расслабленной.
— Ты меня не узнаешь? — спросил человек. — Иеремия, твой старый помощник.
— Так, — сказал К. и снова слегка выставил ивовый прут, который уже было спрятал за спину. — Но ты выглядишь совсем иначе.
— Это потому, что я один, — сказал Иеремия. — Когда я один, тогда и веселой юности больше нет.
— А где же Артур? — спросил К.
— Артур? — переспросил Иеремия. — Этот славный малыш? Он бросил службу. Но ты тоже был немного груб и суров с нами. Его нежная душа не выдержала. Он возвратился в Замок и подает жалобу на тебя.
— А ты? — спросил К.
— Я мог остаться, — сказал Иеремия, — Артур подает жалобу и за меня.
— На что же вы жалуетесь? — спросил К.
— На то, — ответил Иеремия, — что ты шуток не понимаешь. Что мы такого сделали? Немного пошутили, немного посмеялись, немного твою невесту подразнили. Но все, кстати, согласно заданию. Когда Галатер посылал нас к тебе…
— Галатер? — спросил К.