Замок

Как выяснилось, все ждали Эрлангера. Эрлангер уже приехал, но беседовал пока еще с Момусом, а посетителей начнет принимать позже. Общий разговор крутился вокруг того, что в доме ждать не разрешили и приходится стоять здесь на улице, в снегу. Хотя пока еще и не очень холодно, но все равно это невежливо — ночью, может быть, часами держать посетителей перед домом. Правда, виноват в этом не Эрлангер, он, напротив, господин очень любезный, едва ли об этом подозревает и наверняка очень бы рассердился, если бы ему об этом сообщили. Виновата во всем хозяйка господского трактира, которая в своем уже болезненном стремлении к изысканности не желала, чтобы в господский трактир приходило сразу много посетителей. «Если уж это необходимо и им непременно нужно приходить, — обычно говорила она, — то ради бога — только по одному». И она добилась того, что посетители, которые вначале ждали прямо в коридоре, затем — на лестнице, потом — в сенях, а под конец — в пивной, в итоге были выдворены на улицу. Но даже и этого ей было мало. Ей было невыносимо в своем собственном доме постоянно находиться, как она выражалась, «в осаде». Ей было непонятно, для чего вообще нужно это хождение посетителей. «Чтобы грязь у крыльца разводить», — сказал как-то в ответ на ее вопрос, видимо, в раздражении один чиновник, но для нее это было очень убедительно, и она охотно это высказывание цитировала. Она хотела — и это уже совпадало с желаниями посетителей, — чтобы напротив господского трактира был построен для них специальный дом ожидания. Приятнее всего ей было бы, если бы и разговоры с посетителями и допросы происходили вне господского трактира, но этому противились чиновники, а когда чиновники всерьез чему-то противились, то, естественно, хозяйке этого было не преодолеть, хотя во второстепенных вопросах она, благодаря своей неутомимой и по-женски ласковой настойчивости, добивалась многого, установив что-то вроде маленькой тирании. Но было похоже, что эти беседы и допросы хозяйке и дальше придется терпеть в своем доме, так как господа из Замка, находясь в деревне, отказывались по служебным делам покидать господский трактир. Они всегда торопились, бывать в деревне очень не любили, задерживаться в ней дольше, чем было безусловно необходимо, не имели ни малейшей охоты, и поэтому от них нельзя было требовать, чтобы только из уважения к тишине и покою в господском трактире они то и дело тащились со всеми своими бумагами через улицу в какой-то другой дом и теряли таким образом время. Охотнее всего чиновники разбирали бы служебные дела вообще в пивной, или в своих комнатах (по возможности — во время еды), или в кровати перед сном, или утром, когда им было тяжело вставать и хотелось еще поваляться в постели. Напротив, вопрос о возведении дома ожидания, кажется, близился к благоприятному разрешению, правда, чувствительным наказанием для хозяйки было то (над этим немного посмеивались), что как раз дело о постройке дома ожидания потребовало многочисленных обсуждений и коридоры трактира почти не бывали пусты.

Обо всем этом ожидающие вполголоса переговаривались между собой. К. недоумевал, почему никто не высказывает никаких возражений (хотя недовольства было достаточно) по поводу того, что Эрлангер созвал посетителей среди ночи. Он спросил об этом и получил разъяснение, что за это нужно быть еще очень благодарными Эрлангеру. Ведь он вообще приезжает в деревню исключительно по своей доброй воле, потому что он высокого мнения о своей службе; ведь он мог бы, если бы захотел — и, возможно, это даже более соответствовало бы инструкциям, — послать кого-нибудь из младших секретарей составлять протоколы. Но он по большей части отказывается так делать, хочет сам все видеть и слышать, но для этого уже должен жертвовать своими ночами, так как его служебное расписание времени для поездок в деревню не предусматривает. К. возразил, что ведь и Кламм приезжает в деревню днем и даже остается здесь по нескольку дней; разве Эрлангер — ведь он всего лишь секретарь — более незаменим наверху? Некоторые добродушно усмехнулись, другие озадаченно молчали; этих последних оказалось большинство, и К., можно сказать, не ответили. Только один, помедлив, сказал, что, разумеется, Кламм незаменим и в Замке и в деревне.

В это время раскрылась дверь дома и появился Момус в сопровождении двух слуг, которые несли лампы.

— Первыми, — объявил он, — к господину секретарю Эрлангеру будут допущены Герштеккер и К. Оба здесь?

Они отозвались, но еще раньше их со словами «я здесь коридорный» в дом прошмыгнул Иеремия; Момус встретил его усмешкой и дружеским хлопком по плечу. «Надо будет обратить на Иеремию больше внимания», — сказал себе К., сознавая в то же время, что Иеремия, по-видимому, далеко не так опасен, как Артур, который действовал против него в Замке. Возможно, было даже умнее допустить, чтобы они изводили его в качестве помощников, чем позволять им вот так бесконтрольно шнырять вокруг и свободно плести свои интриги, к которым у них, кажется, были особые способности.