Замок

Потом вытащила обруч, который тонкими гибкими трубками был прикреплён к музофону и надела его себе на голову.

Амалия закрыла глаза, а я почувствовал, как мана из накопителя начинает растекаться и кружиться внутри самого́ корпуса музофона, который представлял собой каменный прямоугольник, размером примерно 40х40х15 сантиметров. А также из тела красавицы стала выделяться мана, кружить по обручу на голове, по трубкам затекать в музофон, вытекать обратно через другие трубки и так далее. Этот хаос маны длился секунд тридцать. Всё это время и корпус музофона, и обруч, и трубки, их между собой соединяющие, светились очень тонко начертанными рунами, покрывающими почти всю площадь изделий. Рун было просто гигантское количество. Я даже не брался предположить, сколько. Кроме того, судя по ощущениям, внутри корпуса тоже были какие-то рунные массивы, потому что мана двигалась в каменнойкоробке структурировано, а не плескалась, как вода введре. В процессе небольшие порции маны кружили в зелёном стаканчике, внутренняя часть которого также была вся исписана рунами.

— Фух. — выдохнула Амалия, снимая с головы обруч и открывая глаза — Напряжённо…

Усталости на её лице не было, там играл детский восторг и предвкушение чего-то.

Баронесса вытащила бриллиант из зелёного стаканчика и положила в последний, белый. Потом вынула камень из чёрного стаканчика и, отодвинув уже пустой накопитель в сторону, положила на его место новый из коробки.

Опять началось движение маны по музофону, и белый стаканчик стал подсвечиваться зелёными рунами, а из рупора полилась музыка.

Это была какая-то заунывная песня о том, как бывший моряк не может договориться с отцом своей возлюбленной, чтобы тот разрешил им жениться. Вся песня была под музыку чего-то, напоминающего по звучанию лютню.

Правда, лицо баронессы от этой песни стало грустным.

— Этой песне меня мама учила в детстве. — с печалью в голосе сообщила Амалия — Это её голос сейчас поёт… Она погибла пять лет назад. На торговом тракте караван пытались ограбить бандиты. Всех разбойников убили, но они успели тяжело ранить маму и ещё многих людей. Целители сначала лечили аристократов, а после, у них уже не осталось ни маны, ни полных накопителей, поэтому она так и умерла от ранения.

Я не знал, стоит мне сейчас что-то сказать или нет, поэтому решил поступить иначе. Нежно обняв Амалию за плечо, прижал её к себе, ничего не говоря.

— Не переживай, — тихо произнесла девушка — я уже с этим давно смирилась, так что не нужно никаких соболезнований. Просто сейчас услышала её голос, вот и взгрустнула.

— Ну, раз так, то стоит тебя взбодрить! Хочешь музыку, которую я слушал в молодости?

Глаза девушки снова засияли.

— Да! — весело воскликнула баронесса и, буквально затолкав меня в кресло, на котором сидела до этого сама, надела мне на голову обруч.

Амалия снова заменила накопитель и вернула бриллиант из белого стаканчика в зелёный.

«Значит, многоразовое использование, да? Круто! Хотя, если бы такие камушки были одноразовыми, никакое удовольствие от музыки не оправдало цену использования этойшарманки».

— Так, это, конечно, здорово, а что делать-то нужно? — спросил я.

— Всё просто. Чётко представь в голове песню, которую ты хочешь записать. Потом начни вливать ману в обруч. Дальше музофон начнёт тебе помогать брать воспоминание об этой песне из твоей памяти. Не сопротивляйся, а то ничего не получится.

— А эта штука меня кретином не сделает? А то не совсем нормально, если кто-то у тебя в мозгах колупается… — действительнобыло опасение, что в первый раз что-то пойдёт не так, как у меня это обычно бывает, и я останусь идиотом, пускающим слюни.

— Не переживай, музофон не перезаписывает воспоминания и не делает ничего подобного. Он просто считывает воспоминание, помогая тебе передать на запись именно ту песню, которую нужно. Только сконцентрируйся на песне, иначе опять же ничего не выйдет.

— Хорошо, — сказал я, закрыв глаза, как ранее делала Амалия.

«Так, а что записать-то? Думаю, вот это будет интересно».

Глава 21

Я стал усердно крутить в голове песню, которую собирался записать, и залил первую порцию маны в обруч. Это требовалось только для активации, потому что дальше устройство начало выкачивать из тела ману самостоятельно и без моего на то разрешения, чем изрядно напугало. Сложилось впечатление, что ко мне подключили пылесос, вытягивающий ману и медленно создающий внутри какой-то вакуум.

Сконцентрировавшись, понял, что отток был не очень большой, поэтому перестал сопротивляться, хотя судя по ощущениям потребление маны возрастало пропорционально потраченному времени. Кроме этого, возникло необычное чувство, что мне чем-то щекочут мозги. Было не больно, но неприятно.

Я продолжал концентрироваться на песне, и в это время она будто зациклилась в голове, прокручиваясь снова и снова в ускоренном режиме.

Маны музофон съел у меня примерно двести единиц на запись, так что, с точки зрения потребления, машинка оказалась довольно прожорливой.

— Такая длинная песня? — спросила Амалия. — Ты почти полторы минуты записывал её.