Замок

«Никаких грехов я за семьей Варнавы не знаю, – сказал К. и, осторожно подняв Фриду, которая сидела как неживая, медленно усадил ее на кровать, а сам встал. – Может быть, тут вы и правы, но и я безусловно был прав, когда я просил вас предоставить нам с Фридой самим решать свои дела. Вы тут что-то упоминали о любви и заботе, но я-то их не заметил, больше тут было высказано ненависти, и насмешки, и угроз выставить меня из дому. Если вы задумали отпугнуть Фриду от меня или меня от Фриды, то вы ловко за это взялись, но думаю, что это вам не удастся, а если бы и удалось, то – разрешите и мне на этот раз, хоть и туманно, пригрозить вам – вы в этом горько раскаетесь. Что касается квартиры, которую вы мне предоставили, – ведь речь может идти только об этой отвратительной конуре? – то ничем не доказано, что вы это сделали по собственной воле, должно быть, вам были даны указания от графской канцелярии. Я туда и доложу, что вы мне отказали, а если мне укажут другое жилье, вы, наверно, вздохнете с большим облегчением, но я вздохну еще глубже. А теперь я отправляюсь к сельскому старосте – и по этому делу, и по другим делам; а вы, пожалуйста, хотя бы позаботьтесь о Фриде – смотрите, в какое состояние ее привели ваши, так сказать, материнские речи!»

И он повернулся к помощникам. «Пошли!» – сказал он, снял письмо Кламма с гвоздика и двинулся к выходу. Хозяйка смотрела на него молча и только, когда он уже взялся за дверную ручку, сказала: «Господин землемер, хочу еще дать вам совет на дорогу, потому что, какие речи вы бы ни вели, как бы вы меня, старую женщину, ни обижали, вы все же будущий муж Фриды. Только потому я и говорю вам: вы находитесь в ужасающем неведении насчет наших здешних дел, просто голова кружится, когда вас слушаешь, когда мысленно сравниваешь ваши слова и ваши утверждения с истинным положением вещей. Сразу ваше непонимание не исправишь, а может, и вообще тут ничего не сделаешь, но будет лучше во многих отношениях, если вы хоть немного доверитесь мне и будете знать, что вы ничего не знаете. Тогда вы, к примеру, станете гораздо справедливее ко мне и хоть немного поймете, какой страх мне пришлось пережить – я до сих пор от него не избавлюсь, – когда я узнала, что моя милая крошка оставила, можно сказать, орла и связалась со слепым кротом, причем ведь на самом деле все обстоит куда хуже, я только стараюсь об этом забыть, не то я не могла бы вымолвить ни слова. Ну вот вы опять сердитесь. Нет, не уходите, выслушайте хоть эту просьбу: куда бы вы ни пришли, помните, что вы тут самый несведущий человек, и будьте осторожны: тут, у нас, где вас защищает от беды присутствие Фриды, можете болтать сколько вашей душе угодно, например, здесь можете изображать перед нами, как вы собираетесь разговаривать с Кламмом, но на самом деле, на самом деле – очень, очень вас прошу – не делайте этого!»

Она встала и, споткнувшись от волнения, подошла к К., схватила его за руку и умоляюще посмотрела на него. «Хозяйка, – сказал К., – не понимаю, почему из-за такого дела вы унижаетесь, просите меня. Если, как вы говорите, мне с Кламмом поговорить невозможно, значит, я этого и не добьюсь, просите меня или не просите. Но если это все же возможно, почему бы и не воспользоваться такой возможностью, тем более что тогда отпадут все ваши основные возражения и всякие ваши страхи будут малообоснованны. Да, конечно, я нахожусь в неведении, это правда, и для меня это очень печально, но есть тут и то преимущество, что человек в своем неведении действует смелей, а потому я охотно останусь при своем неведении и, пока есть силы, готов даже нести все дурные последствия, а их, наверно, не избежать. Но ведь эти последствия в основном коснутся только меня, вот почему мне особенно непонятны все ваши просьбы. О Фриде вы, несомненно, позаботитесь, а если я совсем исчезну из ее жизни, то, с вашей точки зрения, это для нее будет просто счастьем. Чего же вы тогда боитесь? Уж не боитесь ли вы, – К. открыл двери, – а при моей неосведомленности все кажется возможным, – уж не боитесь ли вы за Кламма?» Он торопливо сбежал по лестнице, за ним его помощники; хозяйка молча посмотрела ему вслед.

(Но К. уже был за дверью, уже спешил вниз по лестнице. Помощники следовали за ним. «К старосте!» — приказал К. Помощники повели его. И хотя легкий морозец скорее приятно бодрил, на улице опять не было ни души. «Почему они все по домам сидят? — спрашивал себя К. — Даже дети и те в снежки поиграть не выйдут».

Двор старосты оказался неподалеку. Сам он, когда К. вошел, как раз занимался служебными надобностями, сидел за столом вместе с писарем.)