Замок Альберта, или Движущийся скелет

Скажи, о славный Гримоальд, останешься ли еще в замке, чтоб вновь гоняться за привидениями, или рассудишь за благо удалиться? В ночное время, когда все погружены во сне, будешь ли оставаться в своей комнате или придешь опять воевать с крысами и ночными птицами? Скажи, сын Анефледы, хочешь ли, чтоб мы отнесли тебя к демону; говори же немедля, нам некогда долго ожидать.

— По чести, — сказал Раймонд, смеясь, — вот самые забавные духи, каких я нигде еще не видывал: даже и на нашем острове нет таких весельчаков.

Хотя в первых движениях удивления, преодолевших умственные силы, герцог ощутил некоторую робость, но при всем том он имел столько здравого рассудка, чтобы не верить привидениям. Будучи не подвержен суеверию своего времени, питал он глубокое презрение ко всем таковым нелепостям, и несколько было еще ему приятно, что немного подурачили Гримоальда, которого грубые поступки начинали становиться наглыми. Он предполагал, что вся эта шутка устроена служителями замка, которые, конечно, подслушали, когда сговаривались они к посещению пустого отделения.

Гримоальд упрекал герцога, говоря, что он нарочно велел сыграть с ними эту комедию.

— Очень легко доказать несправедливость твоих подозрений, — отвечал ему Альберт, — ибо, ежели бы ты от страха не уронил лампады из рук, то мы с помощию ее вышли бы благополучно из комнаты; а теперь нечего более делать, как дожидаться рассвета, тогда увидим, где находимся и куда должно идти.

Ночь показалась очень долгою нашим искателям приключений; они дрожали, бранили сами себя и смеялись попеременно. Наконец восходящая заря уверила их, что они действительно находятся, как предполагал Раймонд, позади замка и шага за два от реки. Тщетно искали они отпертых ворот, коими вышли, и даже не могли приметить ни малейшего их признака. Раймонд начал опять смеяться приключению их, и уговаривал герцога в следующую ночь послать вновь Гримоальда для ловли духов. Болото, в котором он купался, был тинистый ров, окружающий старую часть замка и соединяющийся с рекою.

Они вошли тихо в замок, не быв ни от кого примеченными, исключая привратника, чрезмерно удивившегося тому, как они могли выйти, но герцог приказал ему хранить молчание.

Теперь, любезный мой Жакмар, — продолжал Гродерн, — ты известен о всем том, что мог я тебе вверить; мне должно удалиться. Альберт скоро прибудет сюда; не теряй бодрости и докажи невинность свою ясными и спокойными ответами на все вопросы, которые станут тебе делать; старайся говорить не торопяся на тот конец, чтоб не позабыть того, что отвечал на первые допросы, и дабы не разбиться в речах, когда будут спрашивать два раза об одном предмете. Говори истину и ответы твои никогда не будут между собою розниться.

Гродерн удалился, и несколько спустя прибыл герцог Альберт и Брюншильда со всею их свитою. Альберт велел отпереть церковь с тем, чтоб в притворе ее учинить допрос обвиняемым.

— Это дело, — говорил он, — не может опорочить сего святого места, ибо, когда предмет оного состоит в том, чтоб обвинить или оправдать человека, то должно просить Бога, да озарит свыше слабые наши способности. Всяк из нас должен принимать в том участие, и церковь есть удобнейшим местом для приведения на память судиям о святости их обязанностей и о преступлении, в котором учинятся виновными, коль скоро допустят действовать в себе пристрастию или хотя несколько покривят весами правосудия.

Следуя сему, ввели в притвор Жакмара, Эдгара, жену Гродерна и малых детей. Герцог, увидев сих последних, спросил:

— Неужели и эти малютки могут почесться участниками в преступлении?

— Конечно, — вскричала Брюншильда, — должно истребить все это проклятое отродие.

— Отведите их, — сказал герцог, — они не могут быть виновны, почему я наперед их освобождаю.

Тогда радостная улыбка блеснула на унылом лице Жакмара; слезы признательности потекли из глаз его, и он, повергнувшись на колени, благодарил своего владетеля.

— Встань, молодой человек, — сказал ему Альберт, — я прибыл сюда оказать правосудие; дети же твои не могут почесться преступниками, хотя бы они и омочили руки свои в крови Конрада; ибо настоящий преступник есть тот, кто с намерением производит злодеяние, зная закон, который нарушает.

— Премилосердый государь, — вскричал Жакмар, — хотя я и убил Конрада, но призываю Бога в свидетели, что не думал учиниться чрез то преступником.

— Пишите его признание, — вскричала Брюншильда, — он ясно обнаружил сам злодеяние свое.

Герцог хранил молчание; простота Жакмара столь его удивила, что он не мог ничего ответствовать.