Замок Арголь

Между тем страхи их рассеивались с приходом лучезарной прозрачности дня. Удивительный свет, поднимавшийся каждое утро с поверхности светлых вод реки сквозь легкий туман, все еще покрывавший высокие ветви деревьев, на долгое время привлекал их внимание и, ниспадая вновь в виде капелек, казался на их мокрых лицах истинным знаком крещения нового дня, словно само помазание утра, освежающее и сладостное. Мало-помалу деревья начинали смутно выходить из тумана и, словно лишенные ради того единственного дара, которым они еще обладали, какого бы то ни было сугубо живописного качества, внушали едва пробудившейся душе одно чистое сознание своего объема и гармонического изобилия в недрах пейзажа, где цвет словно полностью терял свою обычную силу ограничения и на брегах этих тихих вод запечатлевался глазом — чудом освобожденным от того, что обычная работа восприятия всегда содержит в себе от нелепого абстрагирования — как умиротворяющее и почти божественное совпадение сферы с линией горизонта. И природа, возвращенная туманом к своей искомой геометрии, становилась тогда еще более странной, чем салонная, одетая в чехлы мебель, которая в глазах постороннего наблюдателя внезапно заменяет привычное безобразие удобства угрожающим утверждением своего чистого объема, возвращая, посредством операции, чей магический характер не мог бы остаться незаметным, скромным бытовым инструментам, прежде низведенным до всего, что использование может содержать в себе недостойно унизительного, особое и поразительное великолепие предмета. Они входили в этот во всех смыслах девственный лес и гуляли медленным шагом по его благородным аллеям. Солнце уходило тогда за вершину высоких гор, свежий порыв ветра склонял деревья, и ощетинившиеся воды сверкали тысячами огней, но голубоватые разводы отливающегося всеми цветами тумана по-прежнему омывали горизонт, словно их только и удерживало на расстоянии божественное сияние этой светящейся пары. Немыслимым было их блаженство, их неисчерпаемое и всепоглощающее наслаждение; словно могучие пловцы, погружались они на самую глубину, в бездонные воды своих глазниц, и до полнейшего головокружения сохраняли неподвижность невыносимых своих взглядов, в которых лед бездн мешался с чудовищным пламенем солнца. Потому что они не могли насытиться неумолимыми очами друг друга, опустошительными солнцами своих сердец — солнцами влажными, морскими, вспыхивающими из залитых бездн, солнцами, словно желе, застывшими и дрожащими, в глубине которых свет превращается в плоть под действием непостижимого колдовства.