На этот раз Уилмот не промедлил. Добросовестность не допускала, чтобы всего лишь физическая боль воспрепятствовала ему исполнить свой долг. Он быстро кивнул и вернулся на исходную позицию, с некоторым изумлением обнаружив, что его голова с якоря все-таки не сорвалась. Он ведь был абсолютно уверен, что уж на этот раз ее на плечах не удержать.
На мистера Шнелленхамера этот тихий, почтительный, раболепный и угодливый кивок подействовал самым невероятным образом. Тревога исчезла из его глаз. Теперь он убедился, что Уилмот ничего не знает. Магнат преисполнился безмятежности. И энергично продолжал голосом, обретшим новую силу.
– Ну-с, – сказал он, – с одним видением решено. Их требуется два, и второе должно чаровать женщин. Что-нибудь эдакое, трогательное, душещипательное, нежное.
Молодой автор в очках высказал мнение, что будет очень трогательно, душещипательно и нежно, если Кэбот Деланси вспомнит ту минуту, когда в его «Лавку редких сувениров» вошла прекрасная девушка и их взоры встретились над индейской расшитой бусами сумочкой, которую он для нее завертывал.
Мистер Шнелленхамер стукнул кулаком по столу:
– При чем тут сувенирные лавки и индейские сумочки, расшитые бусами? Я же говорил вам, что этот тип – клубный завсегдатай, так? Откуда у него возьмется сувенирная лавка? Ввести девушку – это вы хорошо придумали. И пусть он смотрит ей в глаза, – безусловно, он может смотреть ей в глаза. Но не в сувенирных лавках. Эпизод должен сниматься на милом мирном фоне декорации в старомодном духе – чтобы пчелки жужжали или горлицы ворковали и деревья покачивались под летним ветерком. Слушайте! – сказал мистер Шнелленхамер. – Весна, понимаете? И повсюду вокруг – красота Природы в первых робких солнечных лучах. Ветерок колышет травы. Цветы… как это?
– Цветут? – подсказал мистер Левицки.
– Нет, поизящнее, – со скромным смущением сказал мистер Шнелленхамер, втайне гордившийся изяществом своего слога.
– Как ало-голубой сафьян? – высказал предположение автор, похожий на дрессированного морского льва.
– Прошу прощения, – сказала Мейбл Поттер. – Сафьян это ведь рыба.
– Вы думаете о гольяне, – возразил автор.
– Извините, – пробормотала Мейбл. – Я в рыбах не сильна. Моя область – птицы.
– И птицы, конечно, тоже, – благодушно сказал мистер Шнелленхамер. – Все птицы, какие хотите. А главное, кукушка. И я объясню вам почему. Это обеспечит нам капельку милого юмора. Этот тип с этой девушкой в этом старомодном саду, где все сафьянится… А когда я говорю сафьянится, то, значит, сафьянится на полную катушку. Это сафьянство должно быть подано как следует, не то кого-то уволят… Так вот, они сплетаются в тесном объятии. Во весь метраж, какой выдержат филадельфийские цензоры. Тут-то мы и подпустим капельку милого юмора. Эта юная парочка целуется, позабыв обо всем на свете, и вдруг у них над головой кукушка как закричит: «Ку-ку, ку-ку!» То есть что она их видит. Смех обеспечен, а?
– Да, – сказал старший дакалка.
– Да, – сказал вице-дакатель.
– Да, – сказал младший дакалка.
И тут, когда головы кивателей – с уилмотовской в их числе – уже затрепетали на своих стеблях, готовясь к стремительному наклону, внезапно прозвучал звонкий девичий голос. Это был голос Мейбл Поттер, и сидевшие поблизости увидели, что ее лицо порозовело, а в глазах заполыхал фанатичный огонь. Таившийся в ней имитатор птичьих голосов вырвался на волю.
– Прошу прощения, мистер Шнелленхамер, это ошибка.
В комнате воцарилась мертвая тишина. Одиннадцать авторов приросли к стульям, словно не веря своим двадцати двум ушам. Мистер Шнелленхамер тихо охнул. Ни с чем подобным он еще ни разу не сталкивался за всю свою долгую карьеру.
– Что вы сказали? – недоумевающе спросил он. – Вы сказали, что я… я… ошибаюсь?
Мейбл твердо встретила его взгляд. Так Жанна д'Арк противостояла своим судьям.
– Кукушка, – сказала она, – кричит не «ку-ку, ку-ку»… Она кричит «ву-ку, ву-ку». Четко слышен звук «в».
По комнате пронесся вздох изумления перед дерзостью этой девушки. На глаза некоторых чуть было не навернулись слезы. Она выглядела такой юной, такой хрупкой.
Благодушие мистера Шнелленхамера испарилось. Он громко задышал через нос. Было заметно, что он едва сдерживается.
– Так, значит, я не разбираюсь в ку-ку?
– Ву-ку, – поправила Мейбл.
– Ку-ку!
– Ву-ку!
– Вы уволены, – сказал мистер Шнелленхамер.
Мейбл покраснела до корней волос.
– Это нечестно и несправедливо! – вскричала она. – Я права, и всякий, кто изучал кукушек, скажет вам, что я права. С сафьяном я ошиблась и тут же признала, что ошиблась. Но когда речь идет о кукушках, то позвольте вам сказать, что вы говорите с артисткой, которая имитировала крик кукушки от «Паласа» в Портленде, штат Орегон, до «Ипподрома» в Самкасете, штат Мэн, и всякий раз трижды выходила на поклон. Да, сэр, в чем, в чем, а уж в кукушках я разбираюсь. Если не верите мне, то спросите у мистера Муллинера вон там. Он родился и вырос на ферме и в своей жизни слышал кукушек столько, сколько нам всем и не снилось. Как по-вашему, мистер Муллинер? Кричит кукушка «ку-ку»?