– Я… Я сейчас! Мне надо выйти, – пробормотала Инга и выскочила в коридор. Она совсем забыла про найденную на башне рацию. Девочка щелкнула выключателем, но рация не ловила ничего, кроме помех в эфире. Выходит, кто-то знал, что мобилки здесь не работают. Местные? Пожалуй… Но ведь она слышала, как тот, кто потерял эту рацию, говорил о приезде – наверняка, их приезде! Зачем так не по-доброму встретившим их жителям деревни уведомлять кого-то об их приезде? А Пауль так старательно делал вид, что на башне никого нет… Что здесь вообще происходит?
Из центрального зала послышались громкие радостные крики. Инга подошла поближе и, оставаясь в тени арочного проема, заглянула внутрь. Елка, закрепленная на сколоченной из толстых досок крестовине, упиралась верхушкой почти в самый потолок. У крестовины валялись пила и топор, которыми обтесывали лишние ветки, а вокруг сновали жители деревни, закрепляя на ветвях толстые коричневые свечи в розетках из фольги и развешивая обернутые в золотую канитель кренделя. Инга затаила дыхание: балансируя на стремянке, словно акробат, Пауль насаживал на верхушку склеенную из золотой фольги звезду.
– Я же тебя предупреждала, чтоб ты не разговаривала с этим наглым сельским мальчишкой! – шепот прозвучал в ее ушах так неожиданно, что Инга подскочила, едва не приложившись макушкой о потолок. За спиной у нее стояла мама.
– Он не сельский, и я не разговариваю, – пробормотала она.
– Ты на него смотришь! – обвиняюще сказала мама, выглянула из арочного проема и тоже уставилась на Пауля. – У селюков есть елка, – наконец сделала она глубокомысленный вывод.
Губки мамы капризно надулись, она стремительно повернулась на каблуках и ринулась обратно в их комнату. Ну как же, у других есть, а у нас нет! Сейчас начнет требовать елку. Пока Инга дошла до комнаты, концерт был уже в разгаре.
– А местные срубили, – с упрямством ребенка, требующего мороженое, топала ногой мама. – И не посмотрели, что заповедник!
– Дорогая, они здесь давно живут, я предполагаю, они знают, какую елку можно рубить, а какую – нельзя, – с выражением мученического долготерпения объяснял ей папа. – Но даже если они браконьерствуют, я все равно никого не пошлю в снежные заносы рубить елку!
На лицах Вити и Андрея отразилось облегчение.
– Ничего страшного, – пролепетала фройляйн Амалия. – Есть даже забавно – иметь один Новый год совсем без елка!
Мама поджала губы. Инга отлично знала, что это означает: мама не смирилась, и битва вовсе не закончена. Но что, собственно, мама сможет сделать? Уж точно не пойдет в лес рубить елку сама.
– Давайте наденем карнавальные костюмы, – вздохнула мама и открыла картонный короб.
– Дима у нас, конечно, будет Дед Мороз… – вытаскивая из короба алый атласный тулуп, объявила она. Выражение лица у отца сделалось совершенно похоронным, но спорить он не стал – понимал, что после отказа в елке от «дедморозства» ему не отвертеться. – Я – Снегурочка, Ольга – Баба Яга… – Тетя Оля демонстративно хмыкнула. – Для Гюнтера есть прекрасный костюм охотника, а Амалия станет Белой Дамой. – В руки Амалии полетел балахон в стиле ранней Пугачевой, сшитый из белого шифона. – А ты… – Мама покосилась на Ингу лукаво. Явно предполагалось, что еще секунда – и дочь обалдеет от счастья. – Тебе я припасла костюм принцессы! – торжественно возвестила мама, вручая Инге длинное платье зеленого бархата и диадему из стразов Сваровски. – Иди переодевайся, в соседней комнате есть зеркало!
Инга уставилась на свой костюм скептически. Как она будет выглядеть в зеленом бархате и диадеме? Хотя, может, мамина задумка не так уж плоха. Любая девочка хочет хоть ненадолго стать принцессой – особенно если в окрестностях имеется симпатичный мальчик. Вот было бы классно – она как выйдет в этом платье, и он обалдеет! Инга направилась в соседнюю комнату. Торопливо, чтоб не замерзнуть, стащила джинсы и свитер и с трудом протиснулась в узкое, слегка пахнущее сыростью платье, взяла диадему и повернулась к вделанному в стену старинному зеркалу…
Боже мой! В этом платье она была самой настоящей принцессой!
Принцессой Фионой. Из «Шрека». Сразу после превращения той в людоедку.
Зеленое бархатное платье враз превратило Ингины лишние пять килограммов – в десять! Даже щеки, только что нормальные, теперь торчали, будто Инга засунула в рот пару сдобных булок. Она тихо застонала и принялась лихорадочно сдирать наряд. Если мама станет заставлять ее надеть любовно припасенный для дочери новогодний костюм, Инга пригрозит, что выкинется с замковой башни. Если все-таки заставит – пойдет и выкинется. И пусть родители только попробуют ее потом в этом похоронить! Подастся в призраки и будет являться им по ночам – вся такая зеленая, толстая, страшная… Нет, лучше не рисковать!