Замок Древней (СИ)

Больше всего он боялся, что завтра, вместо разбирательства, зазвонит колокол. До мурашек, до холодного пота, до резей в кишечнике.

— Ты чего не спишь? — тихим шёпотом удивилась Роксана. — Ты обычно сразу храпишь. Что-то не так?

— Только не начинай ругаться, хорошо? — тут же ушёл в защиту Дима.

— Я и не начинала, — насупилась Роксана. — Нервный ты какой-то последнее время.

— Ага, с чего это вдруг? Нет же ни единой сраной причины нервничать! — подумал Дима, но сказал другое: — Староста уехал. Я вроде как за него. А тут Хундри кого-то пырнул.

— Я слышала. Ко мне Дана заходила, жаловалась, что может из деревни выгонят.

— Закон есть закон. Гюра вроде откачали, а мне всё равно решений пока принимать нельзя. Просто послушаю стороны, подумаю что делать. В совете будет Бжегович, Мерсенас, который с женской фамилией и по идее ещё должен был быть Леголас, но он свалил ещё раньше Йена.

— Думаешь выгонят? А ты сможешь сделать так, чтоб не выгнали?

— Я тоже в совете, — напомнил Дима.

— Тогда голосуй, чтоб не выгнали, — заявила Роксана.

— Не работает так, — вздохнул Дима и больше ничего не ответил.

Снилось ему что-то странное. Он пытался взобраться на лошадь, и чтоб у него это получилось все должны были проголосовать, что он может взобраться, но в совете была Марьяна, она голосовала против. Дима падал, а Марьяна потом смеялась и показывала грудь с торчащими сосками.

Дима проснулся в поту и с опухшей головой.

Дмитрий Купель

20 день хатны Жёлтых Листьев

После утреннего развода он шёл хмурый, уже заранее понимая что ему предстоит. Разборки в деревне случались редко — не столько много людей, чтобы ругаться. Однако иногда всё же случалось, потому на такой счёт был протокол: вначале выговаривается одна сторона, её комментируют каждый из совета, потом высказывается с комментариями другая сторона, потом совет совещается. Дима и так был в совете всегда, но одно дело комментировать, а другое дело вести процесс.

У дверей храма пока стоял только Мерсенас де Луиз. За его спиной к забору был привязан его вороной жеребец. Сам Марсенас был одет в кожаную куртку, наверх которой накинул плащ. Кожаные ботинки с хорошей подошвой, кожаные штаны — носить не сносить. Лицо у него было женственным, с тонкими усиками, которым он уделял много внимания, без бороды. Глубокие карие глаза смотрели куда-то в даль.

— Доброго времени суток, Дмитрий, — сдержанно улыбнулся он подходящему к храму Диме.

— Доброго, Мерсенас. Как Ваше самочувствие?

— Ничего, жаловаться не могу. Помню, что ещё два года назад страдал от лишая, никак не мог вылечиться, но то было в другой жизни. Здесь, как видите, я жив и здоров, — он ещё раз улыбнулся.

— Джентельмены? — с другой стороны, снимая широкополую шляпу, подошёл Януш Бжегович.

Низкорослый, ввиду своих видовых особенностей, низушек обладал отменным умом и смог создать не только календарь, которым пользовались от АнНуриена до Анатора, но и стал мастерить и раздавать за какие-то Йенины часы отличнейшего качества: карманные, настенные, с кукушкой, самые разнообразные. Ими пользовались везде, при этом за такую низкую плату, что люди не понимали, на чём этот хитрюга сделал своё состояние. Дима знал — на ремонте.

— Без пяти долек две, а мы уже собрались, — восторженно заявил он.

— Гюр внутри, ему Луанна помогла прийти, — сообщил Мерсенас. — Осталось дождаться зачинщика.

— Я бы не делал поспешных выводов, — предложил Дима.

Не стоит вдаваться в подробности, описывать то, как Мерсенас клялся выгнать тех, кто даже думает не соблюдать закон, и как высоким слогом рассуждал Бжегович на тему того, что есть зло, а что добро. С Диминой точки зрения и Гюр, и Хюндри вдвоём были хороши. Гюр — лютый бездельник и прайдоха, а ещё пустомеля, где-то пустил слух о том, что Марьяна не смогла совратить Хюндри из-за того, что Хюндри, в общем-то, больше и не может. Хюндри об этом прознал потому как… Ну почему можно прознать слухи в деревне? Сидели в кабаке, говорили, вот кто-то и рассказал. Пошёл выяснять отношения. Слово за слово и Гюр напоролся на меч, который Хюндри неумело выставил. Повредил себе пищевод и селезёнку. Подлатали — жить будет. Выгнать за такие шуточки, на самом деле, обоих, но у Димы и так голова опухла от этих дел.

Он вышел из храма в состоянии, будто просидел всё это время в конюшне. Воздуха не хватало, от показной любезности тошнило, в висках пульсировало. Пошёл дождь и первая же струйка угодила ему в лоб, расквасив его и оставив синяк. В который раз за день выругавшись, он, пыхтя, но уже бодрее вчерашнего, залез на лошадь и пошёл бродить по Аннуриену, собираясь с мыслями, чтобы зайти к Луанне. Ну как зайти. Сейчас он либо на лошади, либо на костылях.

— За что мне все эти страдания? — стал вопрошать он в небеса. — А что ещё нужно сделать? Что-то ещё нужно было сделать…

Он не мог вспомнить. Завтра зайти к Барадиру, спросить чего он надумал. Мунька у него треснула. И тут до него дошло, что он на поле за своими муньками собирался, а уже холода такие…

Дмитрий Купель