Замок Древней (СИ)

— Я тоже умею ими пользоваться, Луанна, — пояснил я. — Но это не значит, что они незаменимы. Я пришёл сюда, в Аннуриен, при помощи пиктограммы, и это было оправдано. Нужно лишь оценить, оправдана ли пиктограмма сейчас.

С Луанной мы продолжали дискуссии, пытаясь проработать наиболее удачную комбинацию чар. Вернее я пытался, а она слушала. Мне приятно было, что меня кто-то слушал, хотя всё равно чего-то не хватало. Вовлечённости в процесс. Луанна то и дело мной восхищалась, отходя от темы. Ставила под сомнения свои взгляды вместо того, чтобы думать над поставленной задачей. Это не раздражало меня, но я понимал, что вот ещё бы чуть-чуть, и можно было бы сказать, что эта ведьма мне крайне симпатична. Но как и с Сеамни, чего-то не хватало. Несколько едва значительных нюансов. И я вновь давал себе понять, что женщины как таковые меня не интересуют, а интересует лишь какая-то мистическая одна, та самая.

Двадцать дней я дал своим ребятам на то, чтобы выбрать, какую деревню они соберутся охранять. А желательно, чтобы они определились раньше, ведь погода из просто зябкой стала постепенно превращаться в холодную. Иногда, просыпаясь, я шёл на построение и иней хрустел под ногами. Значит следовало поторапливаться, иначе придётся пробираться через снежные бугры, рискуя своими жизнями на пустом месте. Из чего следовало, что у меня меньше десяти дней, чтоб проработать план по захвату Нуриен Юндил, иначе уже придётся своей жизнью рисковать, и этот риск был страшнее, нежели риск моими аэльями.

Я восстанавливался, мог свободно дышать, оставил бинты лишь на глазах, залечил губу и щеку. Зубы всё ещё были обгорелыми, но язык больше не сох на ветру, вот полностью смыкался, челюсть работала как положено. Голову мою по прежнему украшал один большой ожог, кожа на лице была розовой и сморщенной, бровей не было, зато очертания уже напоминали человеческие.

Глаза восстанавливать было Бесрезен один знает как больно. Левым я не мог моргать, правый, хвала богам, не открывался. С левым было сложнее всего: сосуды на нём лопались, он заплывал кровью, я старался промывать его водой, от чего он ещё больше воспалялся, а повреждение глазницы не давало мне нарастить веко, нужно было разобраться вначале с глазом.

Постепенно я начинал видеть, и первое, от чего я был искренне рад, это светлое пятно солнца во мраке моего сознания. Зрение медленно возвращалось. Из серого сумрака начали проступать очертания и я смог воочию увидеть мыльное и мутное пятно чёрной крепости.

В то же время я день за днём пребывал на поле, забывая поесть, злой по вечерам от того, что мне нужно тренировать своё разваливающееся тело и спать. Тело я тренировать мог только с полной концентрацией: я делал приседания, отжимания, стойку на руках и другие акробатические элементы. Кроме прочего я полчасти упражнялся с мечом, обычно ночью, когда вся деревня уже спала, а после бегал, обливаясь потом. Всё это мне давалось всё легче, но даже до уровня до прихода сюда я не дорос, не говоря уже о том, чтобы улучшить свои навыки. Я составил себе план, по которому планировал восстановиться через пять дней, к сороковому дню ханты Жёлтых Листьев — дата казалась едва достижимой.

Ребята под руководством Леголаса продолжали патрулировать территорию. Составлись на меня, Курт всё же залез на колокольню, устроив там снайперскую позицию. 37-ого дня он выбил из строя маршеровавшего с Нуунекта сильмира (дистанция была где-то полтора километра), и тем самым дозорным не пришлось вообще вступать в бой.

Аэльи из Пандемониума нормально относились к тому, что не понимали, что я делаю на краю поля. Приходили на меня посмотреть и Курт, и Нюхт, и Бумба, но никто словом не обмолвился, глядя на меня и рядышком сидящую Сеамни. А вот присоединившиеся местные принялись трепаться, что я свою работу не делаю. Что, мол, это Леголас у них капитан охраны, а не я. А я, дескать, с боку-припёку, такой же лодырь, как Микель Эдамотт. С ними спорили мои ребята, в особенности Ник, который мне и пришёл однажды нажаловаться, но объяснить что я делаю и зачем так, чтоб всем стало понятно, было сложно. Ведь Нуриен Юндил считался неприступным.

Шёл 39-ый день ханты Жёлтых Листьев.

Сидел я на прежнем месте, обходя уже злосчастный куст, от которого так смеялся Дима, стороной. Сидел я в любую погоду: в проливной дождь накрывал себя парой шкур, чтоб сильно не промокнуть. В туманную погоду приходилось ещё накладывать пару оберегов. Сегодня — пасмурный день с низкими тучами и отсутствием солнца, при котором с моим недозрением всё превращается в серое полотно, не был исключением.

Погода портилась с каждым днём и становилось всё холоднее. Вечная сырость, постоянные дожди, однако за счёт гор почти не было ветра. Температура падала всё больше, ночью землю сковывал мороз, вскоре должен был начать порошить снег.