Раздался выстрел. Потом другой, третий. Хлопнуло и ветер колыхнул туман, не в силах всё же его развеять. Замок озарила вспышка, как от молнии, высветив его тёмный силуэт, с чёрными провалами окон и острой башней. Стрельба не прекращалась, слышался грохот, доносились короткие выкрики, которые сливались в общий вой, и вдруг раз… И лишь пять выстрелов. Пять последних выстрелов, будто кто-то судорожно нажимает на спусковой крючок.
Туча долетела до деревни, заморосил мелкий дождь. Туман сошёл, показав дорогу без единого следа борьбы. Нигде не было разрушений, даже намёка на какое-то сражение. Визуально всё оставалось как прежде.
— А что теперь? Можно рыбу высмотреть? — спросил Йен у того, кто ответит первым.
— Нет, — покачали головами маги. Даже Микель признался, что ничего не чувствует.
Время шло, ничего не происходило, никто не возвращался. Да не то, что не возвращался, никто даже не выглядывал из-за стен. Тихо, будто на кладбище.
— Тётя Сеамни вернётся? — спросил мальчик у Киаи и та лишь пожала плечами в ответ.
— Если не вернётся, я её с того света достану, и Гарри заодно, — ругался Йен.
Внутри была обида, искренняя. Вот оно решение всех их проблем, идея единого государства, и тут на тебе. Да что там Гарри, этот хлыщ явно никуда не делся, свалил себе куда в горы, отсидится, восстановится и новую армию соберёт, да только всё поздно теперь.
— Так, граф-телеграф, а ну успокой… — Йен схватился за печень, запричитал. — Будь что будет, — махнул он рукой и пошёл по своим делам, хотя сердце всё ещё бешено колотилось и к боли в печени добавилась колющая боль слева под рёбрами.
Целый день он занимался своими делами, то и дело поглядывая в окно на тёмную громадину Нуриен Юндила. Сидел на приёме, выслушивал Барадира, желавшего занять еды, потому что последняя мунька у него взбесилась, а сам думал, что еды у них будет навалом без всех тех, кто от них сегодня ушёл. Потом кушал, ковырялся в тарелке и не чувствуя вкуса заглатывал куски овощей и мяса, вспоминая, как вот так же они сидели буквально две пятерни назад с Радей и Гарри и обсуждали светлое будущее. К вечеру печень разнылась так, что он ходил, кряхтя, и поскуливал. Хотел полюбоваться Синюшкой и Зеленушкой, но те спрятались за тучу. Думал поговорить с кем, так не с кем. Наконец настало долгожданное время сна, но провалиться в негу ему так и не удалось, мучаясь от мыслей.
Людей своих, что охранять их должны, увёл. Двух ведьм, которые обереги делали и деревенских лечили, увёл. Свою работу не сделал. А вдруг он ещё жив? Вдруг что-то просто случилось, но он ещё жив? А вдруг ему помощь нужна? И что делать? Самим туда лезть?
Утро наступило мучительно медленно. Йен, кряхтя, встал с кровати: толпы встречающих нет, поздравлений нет, шума тоже нет — значит не вернулись ещё.
Йен стиснул зубы и принялся думать, чем себя отвлечь сегодня, лишь бы не думать, что случилось там вчера.
К границе, которую так или иначе ощущали все, подходили молча и всей гурьбой, ибо так, как всем казалось, безопаснее. Я шёл первым — с этим никто поспорить не мог. По правую руку Сеамни с Леголасом, по левую Марьяна и Френк. Луанна брела в отдалении, скептически поглядывая по сторонам. Своего протеже она оставила с собой не взяла.
Событие огласке не предавали, однако каким-то образом о том, что я собирался сделать, знала уже вся деревня. Люди вылезали из своих домов заспанные, но всё же любопытство брало своё и каждый считал своим долгом увидеть воочию, как со спецэффектами, взрывами, молниями с неба и гейзерами лавы из земли отряд будет прорываться через ворота Замка Древней. В общем их пришлось разочаровать — ничего, что можно было бы увидеть обычными глазами, здесь и сейчас не будет, по крайней мере на столько грандиозного, как могло придумать воображение.
Микель Эдамотт со своей кислой и самодовольной миной был в первых рядах. Где-то позади маячил староста, ой, извините, граф Йен, которому тоже было интересно сие разворачивающееся действо.
Солнце поднималось, освещая тропу, ведущую через расщелину в скале и соединяющую деревню с Замком Древней. Замок отбрасывал на нас длинную тень. Стояли мы прямо на этой самой каменистой дороге в сотне метров от обрыва и где-то в тридцати метрах от места, где обычному человеку уже не безопасно. Вокруг было поле, до леса ещё добрый километр через высокую траву, до деревни не больше пары сотен метров. Рядом, в нескольких шагах от дороги, рос поломанный куст, около которого была смята трава и просижена местами до земли — место моего привычного обитания. С горизонта надвигалась серая тучка, из которой сыпался мелкий осенний дождь, и свет из жёлтого сменился на серый и будничный.