Женевьева почувствовала, что заветный час пробил. Настало время вопросов. Надо только успеть задать их, пока Кендрик не рассердился и не выхватил свой меч.
— Но я слышу твой голос, — возразила она. — Как ты можешь говорить, не имея голосовых связок?
— Ох, это довольно сложно объяснить. Я и сам не всегда понимаю, что к чему.
Она ждала. У нее было высшее образование, черт возьми. Не может быть, чтобы все это было так трудно понять.
Кендрик улыбнулся ей, как будто точно знал, о чем она подумала. Женевьеве стало не по себе. Может, он и мысли умеет читать?
— Видишь ли, — начал он, — человеческая сущность очень мощная сила. Находясь в земной оболочке, дух ощущает себя ее пленником. Хотя и не жалуется на это, имей в виду. Ведь тело может доставлять массу удовольствий.
Женевьева улыбнулась про себя. Она была почему-то уверена, что при жизни Кендрик в полной мере вкусил этих самых удовольствий.
— Но за владение телом приходится платить определенную цену, — продолжал Кендрик. — Это похоже на то, как человек в латах и при оружии двигается не так свободно, как без них.
— Продолжай.
Почему он не написал книгу? С помощью своих откровений он сколотил бы немалое состояние.
— Я написал. Хотя бестселлером ее не назовешь.
Женевьева чуть не поперхнулась. Сбылись ее худшие опасения.
— Ты можешь читать мои мысли?
— Разум обладает огромной потенцией, миледи. Ты пользуешься лишь крохотной его частью. Я использую его в полной мере. И всю эту огромную мощь я с радостью променял бы на возможность почувствовать нежность лепестка розы на своей щеке или запах соленого воздуха у себя в ноздрях. Способность читать твои мысли лишь жалкое подобие того, что даровано тебе природой.
— Придется следить за своими мыслями, когда ты рядом.
— Я уже знаю, что ты считаешь меня грубым, невоспитанным сверх всякой меры, а еще…, ну-ка, посмотрим, как еще ты меня называешь? — Он послал ей довольную улыбку. — Умопромрачительно красивым?
— Наверное, я была не в своем уме.
Он громко рассмеялся, не задетый на этот раз ее сарказмом. Когда веселье прошло, он прислонился к стене за лавкой и улыбнулся ей. Ох, эта улыбка попросту сбивала ее с ног. Женевьева почувствовала легкое головокружение.
— По приезде сюда тебе снились кошмары, и мне хотелось бы попросить за них прощение. Отвечая на твой первый вопрос, могу сказать: то, что ты слышишь — всего лишь образ моего голоса, который я передаю тебе в мозг. Сделать это довольно просто.
— Вот именно. А теперь расскажи мне, миледи, как пахнет сад? Выглядит он прекрасно.
Женевьева с трудом проглотила комок в горле. Множество вещей она воспринимала как должное: ощущение раннего осеннего солнца, ласково греющего ее волосы и спину; нежный аромат растущих рядом роз; шершавую твердость каменной лавки под ее руками. Как же Кендрику не быть мстительным, если он так долго был лишен всего этого?
— Не надо меня жалеть, — сказал он, нахмурившись.
— Не надо меня подслушивать, — резко возразила она, но тут же скривилась. — Прости меня. Я не хотела быть грубой.
Он отмахнулся от ее извинений.
— У меня нет чувств, чтобы их задеть, помнишь? Впредь я постараюсь не так часто подслушивать твои мысли. Пожалуйста, расскажи мне о саде.
— Он пахнет розами и землей, — медленно начала она. — А еще я чувствую запах дыма, совсем чуть-чуть. Здесь, в тени, достаточно свежо, а лавка холодная.
Она посмотрела на него и пожала плечами.
— Вот, пожалуй, и все.
— Да, — согласился он, кивая, — это очень приятно.
Луч солнца засверкал на лезвии меча, и Женевьева застыла.
— Почему ты его носишь?
— По привычке, наверное. Когда я был жив, он всегда был у меня под рукой, даже когда я спал. Это обстоятельство спасло мне жизнь столько раз, что я уж и не припомню.
Мысль о том, что этот человек жил в другое время, в совершенно ином мире, показалась ей странной.
— Как оно было на самом деле? — спросила она. — В твои времена?
Он улыбнулся. Улыбка получилась мальчишеской, очень живой и немного озорной. Женевьева не могла отвести глаз. А еще эта ямочка. Его мать, наверное, обожала целовать его щеку в этом месте.
— Хочешь посмотреть на мое время?
— Каким образом?
— Смотри.
Она заморгала от удивления и потеряла дар речи. Где только что был сад, не было ничего, кроме грязи. Тут и там по двору сновали люди и какая-то домашняя живность. Она слышала, как невдалеке стучит кузнечный молот. С правой стороны раздался страшный грохот, и, повернув голову в том направлении, Женевьева увидела закованного в латы рыцаря, который пулей вылетел из седла, сжимая в руке копье. Она подтянула колени к груди, и раскрыла от изумления рот. Вместо джинсов на ней было платье.
— Как…
— Я называю это иллюзией, или, если хочешь, галлюцинацией.
— Но твоя одежда выглядит как настоящая.