Замок Фрюденхольм

В кабинете Нильса Мадсена на стенах, оклеенных коричневыми в цветах обоями, висели охотничьи ружья, календарь и барометр. Нильс Мадсен сел за письменный стол, указав Мариусу место на старой качалке, обитой зеленым плюшем, откуда можно было любоваться портретом Адольфа Гитлера и старой репродукцией картины «На страже Дании». За спиной Мариуса свисала с потолка липкая бумага и в коричневом клее жужжали умирающие мухи.

— Так вот, этот приказ № 8-41, — заговорил наконец Мариус и развернул послание фюрера. — Что ты на это скажешь,. Нильс?

— Прекрасный приказ, — ответил Нильс Мадсен. — Немецкие эсэсовцы — знаменосцы великогерманской идеи, ныне они разрешают войти в их ряды представителям той же расы из других германских стран и дают Дании возможность занять почетное место в Новой Европе. Мы должны принять руку, которую протягивают нам немецкие эсэсовцы.

— Мы должны воевать, Нильс?

— Да, Мариус! Для нас, датских национал-социалистов, большая честь быть в первых рядах борьбы с еврейским большевизмом. Мы не намерены сидеть дома сложа руки, пока другие истекают кровью за наше общее дело.

— Я слышал, что есть закон, запрещающий датчанам служить в иностранных армиях, — сказал Мариус.

— Все зависит от того, в какой армии, — разъяснил Нильс Мадсен, — Тех, которые помогали всяким смутьянам в Испании, как, например, Поульсен, конечно, справедливо привлекли к ответственности.

— Но закон — это все же закон, — сказал Мариус, решительно качнувшись на качалке.

— Мы можем быть совершенно спокойны. Датское правительство одобрило создание специального добровольческого корпуса, он будет называться «Дания». Через несколько дней будет официально объявлено, что датский подполковник, начальник пятого артиллерийского дивизиона в Хольбеке, с разрешения королевского датского правительства, возьмет на себя командование добровольческим корпусом «Дания». Начальником штаба будет датский пехотный капитан. Корпусом будут командовать датские командиры. Так что это вполне законно.

У Мариуса слезы выступили на глазах. Адольф Гитлер серьезно взирал на него со стены. Умирающие мухи на клейкой бумаге жужжали ему в уши.

— Но это еще не все, — продолжал Нильс Мадсен. — После окончания службы в добровольческом корпусе, после окончания войны германские добровольцы получат хутора в России и поселятся там как крестьяне-защитники. Вот анкета о вступлении, она уже напечатана. Смотри, это здесь написано.

— Ты запишешься, Нильс? — спросил Мариус, и губы у него задрожали.

— Да, Мариус, — твердо ответил Нильс Мадсен. — Я выставлю двух человек.

— Двух человек? — Мариус Панталонщик с ужасом взирал на своего сотоварища.

— Да. Один — Гарри Мосегор, ты знаешь его, с кривым носом. Он высок и силен, хотя, к сожалению, ленив. Ему будет очень полезна дисциплина в корпусе избранных — в боевых условиях. Это отшлифует его характер и сделает его мужчиной. Второй — Оге Хенриксен, ты его тоже знаешь, маленький Оге, он более хрупок, но умный паренек, перед ним откроется офицерская карьера, В эсэсовских войсках доступ к рангу офицера открыт для всех независимо от образования и тому подобного. А после окончания войны оба эти парня получат по большому хутору. Конечно, многие батраки с удовольствием поехали бы, но я пока ограничусь рекомендацией этих двух.

Мариус отер пот со лба.

— Ужасно жарко сегодня. Гроза, что ли, собирается?

— Возможно, — сказал Нильс Мадсен.

— А сколько лет твоим парням? Какой возраст требуется?

— Оге и Гарри, правда, еще не достигли нужного возраста. Добровольцам должно быть не менее семнадцати лет. Но ведь они не служили в солдатах, им нужно пройти военную подготовку, а за это время и срок подойдет. Нужно, конечно, согласие опекуна, а их опекун — я.

— А как же с возрастом в другую сторону? — осторожно спросил Мариус. — Каков возрастной предел?

— Ты-то, наверное, чуть-чуть староват, Мариус. Тебе придется удовольствоваться борьбой на внутреннем фронте. Но и здесь борьба может быть достаточно жестокой, когда молодые уедут отсюда искать победы и славы!

— Да, конечно, — глубоко вздохнул Мариус.

— Но если ты заявишь о своем желании, тебе пойдут навстречу. В военное время на возраст большого внимания не обращают. Ты ведь служил в солдатах?

— Нет, — быстро ответил Мариус. — Нет, меня признали негодным. Свидетельство о моей негодности к военной службе хранится у меня дома. Там черным по белому написано, что я не гожусь для постоянной военной службы.

— Конечно, конечно, — сочувственно кивнул Нильс Мадсен. — Да все и не могут драться на фронтах. Старую Данию нужно защищать от красной чумы и здесь. Еврейские коммунисты далеко еще не уничтожены, хотя отдельных преступников и обезвредили. Посмотри, сколько еще их ходит здесь в округе!

— Оскара Поульсена упустили.

— Да. Где-то он теперь? Не в лесу ли скрывается?

— Нет. Это невозможно. Графские охранники помогают полиции, они прочесали весь лес так же тщательно, как при охотничьей облаве, но не обнаружили даже и следов его.

— Значит, сбежал в Копенгаген.

— Да? А не прячется ли он где-нибудь поблизости от своей бабы и сына?