Замок Фрюденхольм

Скрепя сердце он пожертвовал тем, что называл «архивом». Архив партийной группы представлял собой огромный ворох бумаг, старые письма и уведомления, приглашения на собрания. Все это заполняло в шкафу два нижних ящика. Освободить эти ящики всегда было самым большим желанием Маргреты. Значит, и этот печальный день принес с собою нечто хорошее. Она вывалила из шкафа груды бумаг прямо на пол и стала мыть ящики.

Мартин, как и предполагалось, пришел в обеденный перерыв. Явился с молочного завода и Оскар Поульсен, как всегда предприимчивый и напичканный лозунгами и иностранными словами. Пришел старый рабочий кирпичного завода Якоб Эневольдсен. Он жил возле болота в доме, который сам себе построил, и проехал на велосипеде с худыми покрышками с добрых полмили. Велосипедных покрышек теперь не достать, ими заранее запаслись даже те, у кого не было велосипеда. Якоб привел с собой собаку, маленького толстого фокстерьера, у которого была одышка, бедняга так устал после путешествия, что повалился на бок и, казалось, вот-вот умрет. А вообще-то он умел делать разные фокусы и был очень умный и послушный. Но серая кошка в доме пришла при виде пса в ужасное возбуждение и начала на него шипеть, хвост встал у нее торчком и распушился, точно у лисы. Кроткая кошечка, позволявшая детям тискать и таскать себя повсюду, превратилась в злого дикого зверя, а когда Мартин хотел ее выгнать, она укусила его до крови. Маргрета оправдывала кошку:

— Она беременна и в это время очень нервничает, а вообще-то она хорошая кошечка!

Мартин смазал рану йодом.

— Как глубоко прокусила, чертовка.

Пришли еще товарищи. Получилось настоящее собрание. Даже длинный Антон, кого редко видели на собраниях, явился сюда.

— Что же будет? Правду ли говорят, что все охотничьи ружья будут конфискованы?

Маргрета приготовила кофе. Плиту топили архивом; наконец-то все эти старые приглашения, отчеты и уведомления принесли какую-то пользу. Маргрете казалось, что все это ей снится. Будто она только зритель и все происходящее наблюдает со стороны. Хлопоча на кухне, она слышала все разговоры. Хоть бы они поскорее ушли, чтобы им остаться вдвоем с Мартином. Собравшиеся говорили и говорили, перебивая друг друга. Из трубки Якоба Эневольдсена шел ужасный дым — он курил самодельный табак из высушенного желтоглава. Трубка, вся в трещинах, была много раз обвязана резинками и оклеена липким пластырем, а дым от табака вызывал головную боль и шум в ушах.

Ребенка принесли в дом, он горько плакал.

— Чем же ты недоволен, мой малыш? — спросила Маргрета. — Сейчас тебе дадут покушать.

Мальчик продолжал плакать. Нильс и Герда ссорились.

— Она меня все время дразнит, — ревел Нильс.

— А сам-то хорош, настоящий дурак! — крикнула Герда.

— Да помиритесь вы! Мартин, скажи им, чтобы они помирились!

— Ну-ка помиритесь! — обратился к детям Мартин. — Перестань, Герда! Хватит его дразнить!

— А я вовсе и не дразню! Он сам дразнится!

— Тогда оба перестаньте! Отойдите друг от друга!

— Иди-на сюда и помоги мне, Герда! — крикнула Маргрета. — Возьми в верхнем ящике скатерть и ставь чашки!

Ее немного злило, что Йоханна сидит в комнате, словно важная гостья, когда у Маргреты так много дел и кричит ребенок. Йоханна с накрашенным ртом сидела в застывшей позе на диване. Неужели она не может хоть чуточку помочь? Впрочем, наверное, она от страху ничего не соображает.

Герда накрыла скатертью овальный стол и расставила цветастые чашки.

— Поосторожнее, — крикнула ей Маргрета.

— Теперь нам надо действовать конспиративно, — сказал Оскар. — Надо срочно перейти на нелегальное положение. Мы должны по-новому организовать партийную группу.

Не все как следует поняли, что он хотел этим сказать. Оскар питал слабость к трудным словам, подобно тому как Мартин был неравнодушен к печатному слову.

Радио работало вовсю. Сообщались различные предписания, указания, инструкции. После захода солнца во всей стране следует соблюдать затемнение, все окна закрывать черной бумагой. Отныне запрещается продажа распивочно и навынос пива, вина и прочих спиртных напитков. Затем повторялось воззвание правительства и короля: «При чрезвычайно серьезном положении, создавшемся для нашей родины…»

Никто еще не видел немцев. Говорили, что они высадились в Корсёре и на Фальстере. Они якобы переехали мост через Большой пролив, причем никто не попытался им воспрепятствовать, даже мост не был взорван. Однако в Ютландии, как говорили, шли бои. В потребительском обществе узнали, что в Сённерборге солдаты сражались до последнего человека, — это говорил продавец, его сын находился в казармах Сённерборга, а он не из тех, кто сдается! Но как мог кто-нибудь знать, что происходило в Сённерборге? Все это были слухи.