Замок горного короля

Вадин мог это понять. Патхан, олицетворение оруженосца, был тем, кого Аджан с упорством и настойчивостью ставил в пример всем остальным. Он будил Мирейна чересчур вежливым прикосновением, он купал его и прислуживал ему беспрекословно и безмолвно, и вот Мирейн отослал его со своей неподражаемой язвительной южной вежливостью. Без сомнения, этому предшествовало изрядное сопротивление принца из-за некоего дела, которое он предпочитал выполнять сам.

Губы Вадина дернулись в усмешке. Он прикусил их, и приступ смеха полностью улетучился.

Ухмылка Мирейна была невероятно озорной. Вадин с трудом принял хмурый вид и протяжно вздохнул.

— Ты… Патхан… ты такой же ненормальный, как и я.

— Можно сказать, у меня никудышный вкус в том, что касается лошадей, поведения и друзей.

От последнего слова Вадин сразу пришел в себя.

— Я твой слуга, мой господин.

Черные глаза на долю секунды сузились. Гордая голова коротко кивнула, но это вовсе не казалось уступкой.

— Лиди накормит тебя. А потом я потребую от тебя службы.

Служба заключалась в том, чтобы следовать за принцем через каждую площадь и каждый переулок города, переполненного в базарный день, и слушать обрывки разговоров и, разумеется, мыслей; иногда останавливаться, чтобы перехватить клубок сплетен, или опрокинуть чашу вина, или посмотреть на танцора с саблями. Как заправский колдун, Мирейн мог сделаться невидимым, когда хотел этого. Иначе, естественно, люди не решились бы вести столь скандальные и крамольные беседы, а им было что сказать о двух принцах новом и старом.

— Я за того, которого знаю, — говорил человек, покупавший красивую лошадь. — А что мы знаем об этом Мирейне? Здесь его никто не ждал, а он заявился со своим ожерельем и косичкой жреца Солнца и объявил себя бог знает кем. А как у нас резня, так его нет.

— Принц Моранден — человек тяжелый, — возразила жена кузнеца, усевшаяся на пороге с клубком шерсти. — Он молод и красив, для каждого у него находится улыбка или слово, но глаза у него холодные. Я видела, что творилось в Шайосе, когда была девчонкой. Лорд Кейан был сладким подобно меду до того дня, как умер его отец, а позже люди говорили, что, может быть, старику помогли отправиться на тот свет. Когда же наследник наконец взошел на престол, стало так, что хуже некуда. Он перебил всех своих родственников, включая женщин и младенцев, и довел нас почти до голодной смерти, а потом развязал войну против Сувейена. И победил, слава богу, но победа принесла ему смерть, и его жена правила до тех пор, пока маленький лорд Тиен не стал достаточно взрослым, чтобы занять место отца.

Старики сидели за игрой, томясь на солнцепеке, и самый почтенный проговорил:

— Плохие наступают времена; когда в королевстве оказывается два принца и только один трон, а старый принц не собирается уступать молодому выскочке, будь он избранный наследник или нет. Каждый гнет свое, и, попомните мои слова, не так долго нам осталось ждать удара.

— Я слышал, это уже произошло, — сказал самый молодой из стариков, кидая костяной кубик для следующего хода в игре «короли и города». — Я слышал, что новый пришел к старому с острым, как кошачьи когти, кинжалом, ударил его по лицу, а потом обратился к магии, чтобы залечить его.

— От раскаяния?

— От презрения. А у старого принца в память об оскорблении остался шрам.

— Чужаки, — пробормотал старик. — Оба они чужаки. Если бы король имел достаточно разума, чтобы взять жену на родине…

Какой-то зевака, наблюдавший за игрой, наклонился над доской.

— Я слышал, что оба они безродные. Молодой — чародей из Девяти Городов, он покрасил себя, чтобы стать одним из нас, а благодаря магии он выглядит похожим на умершую принцессу, старый же принадлежит к роду одного из бунтовщиков с Западных Окраин. Я помню, как король привез сюда эту женщину, и помню, как быстро он получил от нее щенка. Кто знает, может быть, она уже носила его, когда король взял ее?

Мирейн не сразу отвел Вадина в сторону. Казалось, он сам испытывает только удовольствие.

— Чародей, — сказал он. — Из Девяти Городов. — Он рассмеялся. — Вот, значит, кто я! Что же мне делать с этим несчастным королевством, как думаешь?

— Превратить его в страну ходячих мертвецов.

Мирейн сразу помрачнел.

— Не смей говорить такое!

Вадин замер, испуганный резкой переменой. Губы Мирейна стали серыми, глаза расширились от бешенства.

Мало-помалу он успокоился и сказал очень ровно:

— Никогда не говори о том, что могло бы быть. Ты хочешь, чтобы тебя услышали и обратили внимание?

— А ты сделал бы то, что я сказал?

— Богиня — сестра моего отца. Она готова отдать всю свою силу, чтобы заполучить меня, потому что это ранило бы отца в самое сердце. И это… не невозможно… может быть, даже нетрудно… Может быть… может быть… почти легко. Позволить ей…

Вадин обхватил Мирейна за плечи и сильно встряхнул. Когда же тот кое-как смог передвигаться, он усадил его в кресло и усердно принялся отпаивать вином, пока мрак не начал рассеиваться. Наконец Мирейн сам схватил чашу и сделал несколько жадных глотков; дышал он с трудом, но глаза его прояснились.

— Благодарю, — сказал принц.