Замок Ист-Линн

М-р Карлайл говорил речь перед избирателями с балкона «Оленьей Головы», старинного, внушительного вида здания, в котором не было отбоя от постояльцев в славные, хотя и давно минувшие, времена почтовых лошадей. На старинном просторном балконе, выкрашенном зеленой краской, было вдоволь места для всех его друзей. М-р Карлайл был прекрасным оратором, слова которого ласкали слух и проникали в самое сердце слушателей. Впрочем, даже если бы он говорил с набитым ртом, заикался и запинался на каждом слове, приветственные крики и овации раздавались бы с такой же силой. М-р Карлайл был чрезвычайно популярен в Вест-Линне, даже без речей и возможного членства в парламенте. С таким же редким единодушием сплотился Вест-Линн против сэра Фрэнсиса Ливайсона.

Последний агитировал толпу в гостинице «Черный Ворон», но с куда меньшим блеском, ибо в этом здании балконов не было, и ему пришлось вылезать из окна второго этажа на эркер[24] гостиничного холла. «Черный Ворон», хотя и был старой, респектабельной и весьма уютной гостиницей, мог похвастаться лишь оконными переплетами с боковыми навесками, увы, непригодными для произнесения речей перед публикой. Посему он довольствовался описанной выше «трибуной», не вполне удобной из-за своей узости, так что он не смел шевельнуть рукой или ногой без риска свалиться на поднятые головы своих слушателей. М-р Дрейк также спустился с ним на эркер, чтобы поддержать его с одной стороны. В первый день г-н адвокат поддерживал его с другой стороны, но только в первый день, ибо сей почтенный джентльмен, ростом не доходивший даже до плеча м-ру Ливайсону или м-ру Дрейку, обладал такой толщиной, которой его товарищи могли бы достичь, разве что слившись воедино, а затем приумножив объединенную телесную мощь раз в пять. Неудивительно, что у него возникли некоторые сложности с возвращением в гостиницу. В конце концов, друзьям удалось доставить его обратно: м-р Ливайсон тащил его за руку из окна, а м-р Дрейк толкал сзади, в то время как внизу добровольные спасатели готовили лестницу, под хохот многочисленных зевак. После благополучной посадки толстяк вытер пот и поклялся себе никогда более не вылезать из окон, после чего в это рискованное предприятие пускались только сэр Фрэнсис и м-р Дрейк. Кстати, незадачливый адвокат носил фамилию Рубини — искаженную Ройбен, если верить злым языкам.

Итак, Фрэнсис Ливайсон вовсю ораторствовал (оратор из него, кстати сказать, был никудышний) перед смеющейся, свистящей, стонущей и аплодирующей толпой, которая запрудила всю улицу. На что не приходилось жаловаться сэру Фрэнсису — так это на недостаток публики, ибо Вест-Линн поставлял ее в изобилии: считанные единицы встречали его приветственными криками, а подавляющее большинство — насмешками и свистом. В описываемый нами день толпа была необыкновенно густой, ибо м-р Карлайл как раз закончил свою речь в «Оленьей Голове», и его слушатели спешно влились в ряды тех, кто слушал его противника.

Но вдруг толпу местных жителей, вовсю толкавшихся локтями и наступавших друг другу на ноги, рассеяло внезапно подкатившее ландо. Лошади были украшены красными и фиолетовыми розетками. В ландо сидела весьма красивая дама. Стоит ли объяснять проницательному читателю, что это была миссис Карлайл. Впрочем, не так-то легко было пробиться через это многолюдье: ландо двигалось со скоростью улитки, а иногда и совсем останавливалось. Сэр Фрэнсис Ливайсон также прервал свою речь, чтобы дать толпе успокоиться. Он не поклонился Барбаре, ибо помнил, чем закончилась для него встреча с мисс Карлайл, а купание в пруду начисто вымыло из него всю наглость. Он стоял неподвижно, не глядя ни на Барбару, ни на кого-либо вообще; он просто ждал, пока стихнет шум.

Барбара взглянула на него из-под своего изящного кружевного зонтика. В этот самый момент он поднял правую руку, слегка откинул голову назад и убрал волосы со лба. Его рука, не скрытая перчаткой, была белой и изящной, словно у дамы; роскошный перстень с бриллиантом сверкнул на солнце. Щеки Барбары из нежно-розовых сделались темно-малиновыми, и лоб ее наморщился, словно она вспомнила нечто, причинившее ей жестокую боль.

— Именно это движение описывал Ричард! И он всегда делал так, когда гостил в Ист-Линне! Я сердцем чувствую, что этот человек и есть тот самый Торн: Ричард, вероятно, заблуждался, полагая, что знает сэра Фрэнсиса Ливайсона.

Говоря это, Барбара уронила руки на колени; она не замечала ни толпу, ни кандидата в парламентарии, целиком поглощенная своими мыслями. По меньшей мере человек сто почтительно поздоровались с ней; она отвечала почти машинально. Стали раздаваться крики: «Да здравствует Карлайл!», «Даешь Карлайла!» Барбара в знак признательности слегка склонила свою хорошенькую головку, и коляска снова двинулась сквозь расступающуюся толпу.