Замок из золотого песка

Я была подростком, когда однажды подслушала разговор мамы с дедом, который в нашем доме был гостем крайне редким. Семочки не было, дед знал об этом и приехал, как я догадалась, специально, чтобы уговорить маму перебраться всем нашим семейством в село. Сначала он приказывал, потом, поняв, что мама спокойно игнорирует его, перешел на просьбы, больше похожие на шантаж. Мама твердила, что все вопросы в нашей семье решает ее муж. Я, стоя у приоткрытой двери, тогда лишь усмехнулась – на самом деле любое мамино желание выполнялось Семочкой почти мгновенно и без лишних слов. Если сын пошел против отца, отказавшись жить в Приозерье, то только потому, что так хотела она.

Дед тогда уехал злой, долго у нас не показывался, да и мы не особенно торопились навестить его: для меня он был вовсе чужим.

На ферме дед Никодим правил железной рукой, и если бы не мягкий характером Семочка, даже сезонных работников нанять в помощь было бы сложно. Мой отчим, как никто другой, умел сглаживать конфликты своей врожденной деликатностью и человеколюбием.

Я вышла замуж за Аркадия, мы поселились в его квартире, но я каждый день после учебы шла домой, чтобы помочь маме с трехлетней Ванькой. А на время командировок мужа и вовсе перемещалась в родительскую квартиру. Не знаю как, но деду все же удалось уговорить Семочку и маму перебраться в Приозерье. Думаю, начался с его стороны шантаж возрастом и мнимой немощью.

Великое переселение состоялось сразу после того, как отпраздновали десятилетие Ваньки. Хитрый дед даже расщедрился на подарок внучке – купил роликовые коньки с розовыми ботинками, о которых та мечтала. Он сто раз потом пожалел об этом – Ванька, как только дед пытался приспособить ее к фермерскому труду, тут же надевала ролики, и только ее и видели. Однажды он в пылу гнева отобрал подарок. Вот тут мы с мамой, пожалев ребенка, совершили глобальную ошибку – купили ей точно такие же коньки. С этого дня Ванька прочно усвоила – истерикой с последующим изображением обморока она может добиться от нас всего, что ей захочется.

Сестра в селе сменила две школы, и в обеих успела настроить против себя практически всех учителей, завучей и обоих директоров. Так что, пожалуй, можно сказать, что после ее отъезда в музыкальное училище многие в селе вздохнули с облегчением.

И вот дед Никодим вновь проявил свою волю, а Семочка не посмел и в этот раз перечить отцу.

Я вышла на террасу проводить родственников исключительно из уважения к отчиму и ради спокойствия мамы. Близко знакомиться с приезжими из Иркутска не имело смысла, я вежливо кивнула им, стоявшим у микроавтобуса плотной группкой. В ответ мне «прилетело» дружное «до свидания», я еще и улыбнулась приветливо и прощально помахала рукой. На этом обмен родственными любезностями посчитала законченным и стала поджидать маму. Но первым из двери вышел дед Никодим.

– Марья, ты едешь с нами! – приказал он.

– Я не могу, прости, дела… – ответила я, уверенная, что настаивать он не станет, так как знает – бесполезно.

– Понимаю, ладно, – важно кивнул он и, обернувшись к родственникам, провозгласил: – Что же, дела – тут ничего не попишешь.

Выход на публику главнокомандующего семьи был совершен, гости как-то сразу притихли, с уважением поглядывая на деда Никодима.

А я, сыграв свою роль и теперь молча наблюдая за ними, размышляла, какая такая причина толкнула деда на то, чтобы добровольно пустить посторонних людей в дом. Отец Семочки никогда гостеприимством не славился.

Попрощавшись с мамой и отчимом, я спустилась с террасы и решила пройтись до места вчерашнего преступления. Объяснить себе, зачем я это делаю, даже не пыталась, а, полагаясь на интуицию, шла по той же дорожке, что и вчера, внимательно вглядываясь в траву по обочинам. Так я добралась до входа на террасу, который был огорожен сигнальной красно-белой лентой. Огляделась, пытаясь представить, в какую сторону смог бы сбежать преступник. И поняла, что кроме как перемахнуть через боковые перила с той стороны, где лежала жертва, и хотя бы на время скрыться за посаженными плотно друг к другу кустами роз, деться ему было некуда. Побеги он в противоположную сторону, наткнулся бы на нас. Но, кроме тетки в пестром платье, мы с Реутовым никого не видели.

В кусты роз я, конечно же, не полезла.

Территория отеля была огорожена высоким забором из узорных решеток, за ним вокруг простирался смешанный лес, на первый взгляд – непроходимый. Быстро перемахнуть через забор даже для тренированного человека мне представлялось затруднительным, но выкинуть оружие на ту сторону можно было легко. Не зная, обыскивали ли территорию оперативники, я решила пройтись до забора сама. Шагая прямо по густой траве, петляя между стволами деревьев, огибая пни срубленных сосен и одиночные кусты шиповника, я добралась до границы участка. Плотно прижавшись к кованым прутьям ограды, стала всматриваться в заросли. Москвин в разговоре упомянул, что оружие, из которого стреляли в Веру, так и не найдено.