Я даже обрадовалась, когда меня от этих бесполезных поисков отвлек телефонный звонок. Сначала я не узнала по голосу Игната, перепутав его с Реутовым – посмотреть на экран, чтобы увидеть, кто названивает в столь поздний час, я не удосужилась.
Москвин, извинившись, попросил разрешения подняться в квартиру. Я метнулась к окну – он стоял в круге света от фонаря, задрав голову на мои окна.
Я только и смогла произнести «жду», а потом, пока топталась у входной двери, пыталась унять сильно бьющееся сердце и восстановить дыхание.
– Проходи, дверь только за собой захлопни, – обыденно произнесла я, словно встречала его так каждый день. И чуть не рассмеялась, когда заметила, как сразу расслабился гость.
– Прости, что поздно, только освободился. Я по делу.
– Ну, понятно, что не на свидание, – усмехнулась я.
Почему дальше произошло то, что произошло, одному Богу известно. Какие силы толкнули нас навстречу друг другу, неясно, но я вдруг поняла, что не стою на твердом полу, а вишу в воздухе. А Игнат меня целует. Или я его? Цепко ухватив за мощную шею, изредка отрываясь от его губ, чтобы заглянуть в лицо. Заметив жалобную безмолвную мольбу, недолго подразнив легкими прикосновениями, вновь отдаюсь глубокому, дурманящему поцелую, даже не пытаясь сохранить здравый ум.
Наконец мне удалось вывернуться из его объятий и сделать шаг в сторону.
– Что за дело у тебя? – строго спросила я.
– Дело… какое дело?! А, да… я могу пройти? В комнату? – отдышавшись, произнес Москвин.
– Лучше на кухню. Будем есть запеканку. И обсуждать дело! Ты ешь запеканку? Даже если нет, эту – будешь.
– Почему?
– Потому что ее испекла вице-мэр города Ада Серафимовна Сикорская! – с торжеством произнесла я в ответ.
Игнат покорно пошел за мной по коридору. Когда мы поравнялись с дверью в ванную комнату, я остановилась и распахнула ее.
Москвин молча кивнул.
– Полотенце в коричневую клеточку, – крикнула я через уже закрытую дверь. И рассмеялась.
Теперь я понимала, как от любви люди дуреют. Мы оба сейчас вели себя как подростки в пору гормонального всплеска. Смущение и робость, наглость и одновременно боязнь сделать что-то не так. Жадность узнавания и страх, что все это вот-вот закончится. Желание большего, чем просто поцелуи и объятия… Два взрослых человека в один миг вдруг утратили прежний опыт, способность рассуждать и осторожность.
Я стояла у ванной комнаты вместо того, чтобы уйти на кухню. Чего я боялась? Что гость сбежит? Я слушала, как льется вода. Вот Игнат закрыл кран… Я на цыпочках прокралась до кухни: не хватало еще, чтобы он обнаружил меня под дверью.
– Марья, я не хочу есть, – тихо произнес Москвин, обнимая меня за плечи.
– А как же дело обсудить? – все еще сопротивлялась неизбежному я.
– Нет никакого дела… – выдохнул он мне в ухо, все крепче прижимая к себе.
– Ты готовить умеешь? – задал мне вопрос Игнат, когда мы, расслабившись, лежали на пушистом пледе, который он час назад одним резким движением скинул с кровати на пол.
– Умею, но не люблю. С какой целью интересуетесь, мужчина?
– Хочу тебя в жены взять, но вот прикидываю, с такой же страстью ты еду варишь, как занимаешься любовью, – серьезно ответил майор, но я чувствовала, что он улыбается.
– Я замужем, Москвин.
– Это поправимо. Сколько лет вы с мужем в браке?
– Восемнадцать.
– Правда, что ли? – навис он надо мной, удивленно всматриваясь в лицо.
– Не задавай вопроса, почему нет детей, ладно? – попросила я, отворачиваясь.
Ну почему буквально все, кто узнает, что я замужем половину своей жизни, удивляются? И сразу же следует вопрос о потомстве. Как будто весь смысл совместной жизни – в продолжении рода, а не в том, чтобы сделать любимого счастливым. Я никогда не хотела детей, мне хватило шалопутной Ваньки, которая начисто отбила у меня, да и у Аркадия желание воспитывать своих. Поначалу мы были слишком молоды, я называла любопытствующим эту причину. Позже стала кивать на длительные командировки спутника жизни, а последний год просто пожимала плечами, таким образом уходя от прямого ответа – не хочу детей от мужа. Ну, так случилось, стали мы с ним как кровные родственники, как брат с сестрой, какие уж тут дети? Я именно так рассуждала, казалось мне, что и Аркадий думает так же. Вот вернется, поговорим. Поговорили… о его дочери. Мне даже прощать мужа было не за что, мысленно я была уже не с ним, поэтому испытала лишь облегчение.
– Марья, не хочешь, не буду задавать вопросы. Мне это не важно. Я хочу ребенка, очень. Наверное, потому, что люблю тебя? Представляю кроху – твой отпечаток, такое тепло – дух захватывает. Не было ни с одной женщиной такого, клянусь. Сам не понимаю, как так случилось – увидел тебя в номере с Реутовым, подумал – любовники, чуть с ума не сошел. Никогда не верил, что желание обладать может вот так накрыть – резко и с такой силой, что голова кругом. Ты заметила?
Я не ответила. Да Игнату, похоже, и не нужен был мой ответ. Вспомнив, какое раздражение он вызвал у меня в первую встречу, я смутилась.
– Не знаю, что вас связывало с ним, но мне все равно.