Замок Кафки – окончание

«Я думаю, что господин землемер, просто не ожидал здесь кого-либо встретить сидящим в лохани, – сказала женщина, натирая мылом грязные уши К, так что он мог едва слышать её слова, – сегодня ведь среда, а не суббота, когда в Деревне банный день».

«А что же или кого он мог тогда здесь ожидать? – подозрительно спросил Бранденфельд, – или может быть кто-то снабдил его не подлежащими разглашению сведениями, на основании которых он только что буквально проломился сюда сквозь деревянную стену? – подождав немного, Бранденфельд продолжил, – и к тому же, молчание господина землемера наводит на мысль, что ему есть, что скрывать о своих сведениях полученных явно неофициальными путями и это безусловно его не красит».

К. в страхе открыл рот, чтобы опровергнуть эти подозрения, но лишь закашлялся мыльной водой тут же попавшей ему в рот.

Женщина успокаивающе похлопала его по плечу.

«Не беспокойтесь чересчур, просто господин Бранденфельд осуществляя тщательный административный надзор по Деревне, всегда исходит из самых худших предположений, как и полагается любому чиновнику, который ответственно подходит к своей работе, – сказала она, – но, если вы можете предоставить ему сведения о своей невиновности, а они безусловно у вас есть, я в этом нисколько не сомневаюсь, то вам совершенно ничего не грозит, – говоря так, будто ожидая от К. немедленного ответа, она тем, не менее, в это же время закрывала ему рот своей нагретой влажной ладонью, не давая произнести К. ни слова, – я ведь верно говорю Фридрих?»

Это, второй раз произнесённое имя, заставило К. теперь вздрогнуть. Именно так называл своего начальника секретарь связи Бюргель, к которому К. недавно ввалился прямо в постель. Везет же К. на странные совпадения; теперь он, получается, попал к его начальнику прямо в ванну!

«Наверное, господин землемер, считает, что его молчание – это золото, и что его невиновность, таким образом, говорит сама за себя, – слегка укоризненно сообщил Бранденфельд, очевидно, не замечая, что К. просто не дают возможности что-либо сказать, – Но, я хотел бы, напротив, указать на то, что уклонение от допроса, в чём господин землемер уже, кстати, был замечен, может сразу изначально поставить его в невыгодное положение обвиняемого. Даже, если вопросы задаются не в строгой форме и не под протокольную запись».

«И даже в лохани у них допросы», – с досадой подумал К, пытаясь, оценить своё положение. Встать и уйти, как он это сделал в прошлый раз в гостинице, когда отказался отвечать на вопросы секретаря Мома – это казалось ему теперь чем-то слишком неловким и зазорным, учитывая ещё то, что сейчас на нём совершенно не было одежды. Что-то сказать в своё оправдание, К. тоже не мог, так как ему буквально зажали рот ладонью, но если бы он даже и отвёл руки женщины своими руками – это не составило бы труда, он явно был сильнее её – то какие бы он мог привести оправдательные аргументы в свою пользу, не говоря уже о предъявлении реабилитирующих его документов? Разнежившись в теплой воде, К. уже сам удивлялся, как же он оказался у Лаземанов, если ночевал у Герстекеров. А события прошлой ночи, вообще, казались ему сейчас странным тягостным сном каким-то непостижимым способом спутавшимся с явью.

«Но согласитесь, что несколько странно допрашивать господина землемера именно здесь и сейчас, – примиряюще сказала женщина, выливая К. на голову ковш свежей воды, – для этого существуют специально отведенные места, где к тому же можно, хотя бы письменно зафиксировать вопросы и ответы. Или вы предлагаете ответы К. записывать пальцем по мыльной воде?»

По наступившей паузе К. понял, что Бранденфельд в данном случае оказался не на высоте со своими к нему притязаниями, в чём тот неохотно и признался.

«Но вы могли, фрау, хотя бы в лохани не ронять авторитет местной администрации, – полушутливо закончил он, – к тому же вопросы заданные в такой неофициальной обстановке, – он зачем-то потрогал К. пальцем за ногу, – могут рассматриваться как неофициальный допрос, который будет, скажем так, первой ступенью к следующим более формальным и служебным».

«А как вы оказались здесь, господин Брандефельд? – К. воспользовался было тем, что женщина отвлеклась на секунду от него, чтобы набрать в ковш ещё воды, но даже сам вдруг удивился своему неожиданному вопросу, потому что, на самом деле, всего лишь хотел пояснить, что его вчера позвала к себе мать Герстекера, что он ночевал у них в доме и не совершал никаких злодеяний, по крайней мере, пока был в здравом уме и трезвой памяти. Видно, дерзость администрации у него в крови и является неотъемлемой его частью, грустно подумалось К., любопытство которого опять пересилило благоразумие.

Даже с закрытыми глазами К. почувствовал, как женщина и Бранденфельд обеспокоенно переглянулись. А женщина при этом, даже как-то сочувственно похлопала его по плечу, как бы сожалея о проявленной им оплошности.