Замок Ллира

Сумерки вскоре окончательно поглотили долину. Воды Алау серебристыми полосами струились под взошедшей на небо луной. Берег с набегающей грядой холмов был тих и сумрачен. Гурджи, снова утыканный сухими листьями и веточками, свернулся посреди плота и лежал неподвижно, словно куча хвороста. Рядом с ним мирно похрапывал принц Моны. На его круглом добродушном лице застыла счастливая улыбка. Тарен и Ффлевддур, охраняя покой друзей, бодрствовали. Они старательно, общими усилиями направляли свое нелепое и неуклюжее судно на середину реки. И плот, несомый быстрым течением, споро скользил по волнам, устремляясь к морю.

Изредка они перебрасывались отрывочными фразами и словами. Ффлевддур все еще не мог унять своего беспокойства по поводу злополучной книги. Мысли Тарена витали уже в завтрашнем дне, который, надеялся он, приблизит их к цели поисков. Еще и еще раз он спрашивал себя: правильный ли выбор сделал? Даже если Эйлонви действительно привезли в Каер Колюр, у него не было никаких оснований надеяться, что Мэгг… или… Ачрен все еще держат ее там. Размышления не прибавляли уверенности. А тут еще новые загадки — книга да и странные свойства золотого шара Эйлонви. Все это смущало его и немного страшило.

—                 Почему,— бормотал он,— почему написанное проявляется только при свете шара? И почему шар стал светиться и в руках Руна, хотя прежде никогда этого не делал? И почему светится в моих руках?

Ффлевддур внимательно посмотрел на него.

—                 Как настоящий бард,— важно сказал он,— я немало знаю об этих волшебных вещах и могу поведать тебе…— Струна на арфе звякнула, натянулась и лопнула.— М-да,— смутился Ффлевддур,— сознаюсь, я мало знаю об этих волшебных штуках. У Эйлонви, конечно, дар делать ясным все, чего она коснется. Ты же знаешь, она чуть-чуть волшебница. Да и шар — ее игрушка. Для кого-нибудь другого он… то есть его свет… не всякий, кто берет его в руки!… ну, например, ты… непонятно, как это он независимо от твоей воли вдруг… И почему именно у тебя или у Руна в руках?..

Ффлевддур совершенно запутался и умолк. Тряхнув головой, он вдруг встрепенулся.

—                 Видишь ли,— продолжал бард,— в пещере, когда я пытался зажечь свет, я упорно твердил себе: если я только сумею сделать это, если я только сумею… Ох, как я страстно желал этого!

—                 Возможно,— тихо начал Тарен, разглядывая лунно-белый берег скользящей под ними реки,— возможно, ты и прав. Поначалу я просто хотел добыть свет. Но потом стал думать об Эйлонви, и только о ней. Эти мысли заполнили всего меня. И шар засветился! Принц Рун готов был отдать свою жизнь. Мысли его были не о себе, а о нашем спасении. Он решился на самую большую жертву, которую может предложить человек. И шар в его руках горел ярче, чем у кого-либо из нас. Может быть, в этом его тайна? Он подчиняется тому, кто думает о других больше, чем о самом себе?

—                 Да, это, пожалуй, самый главный его секрет или один из главных,—согласился Ффлевддур.—Ты открыл, я уверен, одну из самых больших тайн… Тайну золотого шара или даже тайну жизни, а?

Холмы вдоль берега стали более пологими и редкими, между ними расстилались низины, поросшие высокой осокой. Особый запах моря, который ни с чем не спутаешь, ударил в ноздри Тарену. Впереди река сильно расширялась и впадала в залив. А за ним угадывалась необъятная ширь водных просторов. Справа, у торчавших над водой осклизлых макушек громадных валунов, до ушей Тарена донесся грохот прибоя. Пришлось смириться с тем, что продвигаться дальше на ненадежном их суденышке и в преддверии ночи опасно и неразумно. Пока Ффлевддур будил Гурджи и расталкивал сладко сопевшего принца Руна, Тарен шестом направлял плот к берегу.

Спутники расположились в высоких зарослях тростника. Гурджи раскрыл свою сумку с едой. Тарен, которого все еще не отпускала тревога, настороженно оглядывал берег. Потом взобрался на ближайший холм и стал вглядываться в убегающее к горизонту море.

—                 Держитесь в тени,— раздался совсем рядом приглушенный голос Гвидиона.—У Ачрен острый глаз.

—

Глава 15.

ОСТРОВ

Словно призрак, поднялся из осоки принц Дома Доны. И хотя он выкинул тряпку, которой повязывал голову, избавился от сапожных инструментов, но все еще оставался в рваной одежде бедного сапожника. На плече Гвидиона сидела Карр, сердито моргала и топорщила перья, возмущенная тем, что ее разбудили. Однако, увидев Тарена, она принялась возбужденно вертеть головой и радостно каркать.

От неожиданности Тарен вскрикнул. Принц Рун встрепенулся, мгновенно вскочил на ноги и, угрожающе размахивая мечом, со свирепым лицом кинулся на помощь Тарену.

—                 Вот так да! — опешил он.— Это же сапожник! — сразу успокоившись, Рун опустил свой меч и заулыбался.— Неужели это ты? А где, интересно, те сандалии, которые ты обещал мне сшить?

—                 Увы, принц Рун,— ответно улыбнулся Гвидион,— придется тебе подождать до лучших времен.

—                 Он не сапожник,— поспешно прошептал на ухо Руну Тарен.— Это Гвидион, принц Дома Доны.