— Ужасная манера —с криком и топотом врываться в чужие сны! —с досадой проговорила Эйлонви.—Это просто невежливо, в конце концов! Будто топчешь и рвешь паутину, которую с таким трудом сплели другие.
Тарен метнулся к окну. Но увидеть в темноте никого не смог. Даже Карр куда-то подевалась. Однако луна уже опускалась на край неба, и, значит, оно вот-вот посветлеет. Он снова обернулся к Эйлонви.
— Я тебя очень прошу, пойдем! Скорее! — закричал он.— Спускайся со мной! Веревка прочная и выдержит нас обоих.
— Веревка? — удивленно подняла брови Эйлонви.—Скользить вниз? С тобой? Да мы знакомы-то всего несколько мгновений! Не считаешь ли ты, что неудобно делать незнакомой девушке такое глупейшее предложение? Нет уж, спасибо! — Она подавила зевок.—Скользи по своей веревке сам,—добавила она с неприязнью,— а мне уж позволь досматривать сны. Надеюсь, мне удастся вспомнить, на чем я пробудилась, и досмотреть до конца. Самое противное—это прерванный сон! Никак нельзя вернуться в него снова.
Тарен, совершенно измученный ее сонным равнодушием и своей собственной тревогой, бросился на колени перед кроватью Эйлонви.
— Чем тебя опутали? — прошептал он.— Попытайся скинуть это наваждение. Борись с ним! Неужто ты не можешь вспомнить, кто я? Тарен, Помощник Сторожа Свиньи…
— Как интересно! — хихикнула Эйлонви.— Когда-нибудь ты непременно расскажешь о себе подробнее. Но только не сейчас,— Она опять сладко зевнула.
— Напрягись,— настаивал Тарен.— Вспомни Каер Даллбен… Колл… Хен Вен…
Морской ветерок втянул в окно белые косы тающего тумана. Тарен перечислил имена своих друзей, припомнил забавные словечки Гурджи.
Взгляд Эйлонви, казалось, блуждал далеко отсюда, от него, от его воспоминаний, да и она сама словно была далеко от этой комнаты, хоть и лежала на расстоянии вытянутой руки.
— Каер… Даллбен…— пробормотала она.— Как любопытно… мне кажется, это обрывок моего сна… Там был сад, цветущие деревья… и я взбиралась высоко-высоко…
— Да, так и было,— воодушевился Тарен.— Я тоже помню тот день. Ты сказала, что залезешь на самую верхушку яблони. А я просил тебя этого не делать, но ты все равно полезла…
— Я хотела рассмотреть поближе яблоневые ветки, усеянные цветами,— медленно продолжала Эйлонви.— Их нужно изучать каждый год, потому что каждый раз они разные. И во сне я добралась до самой верхней ветки…
— Это был не сон! — теребил ее Тарен.— Это было на самом деле! Это была жизнь, твоя собственная жизнь, а вовсе не тень, которая тает с заходом солнца! Ты на самом деле добралась до самой высокой ветки. И она обломилась, как я и опасался.
— Как это кто-то может знать чей-то чужой сон? — протянула Эйлонви, словно бы разговаривая сама с собой.— Вот странность! Да, верно, она сломалась, и я падала, падала, падала… Внизу был кто-то, кто поймал меня. Это и был Помощник Сторожа Свиньи, да? Интересно, что стало с ним после?
— Он сейчас здесь, перед тобой,— тихо внушал ей Тарен.— Он долго искал тебя повсюду, бродил по дорогам, которые и ему самому были неведомы. Теперь, когда он тебя нашел, не сможешь ли ты отыскать тропку, ведущую назад, к нему?
Эйлонви поднялась. Ее глаза ожили, впервые в них засветилась какая-то живая мысль. Тарен протянул к ней руки. Она поколебалась, потом двинулась ему навстречу.
Но не сделала и двух шагов, как взгляд се снова затуманился, свет в глазах погас.
— Это сон, не более того,— прошептала она и отвернулась.
— Это Ачрен заворожила тебя! — воскликнул Тарен.—Но больше ей не властвовать над тобой!
Он схватил девушку за руку и силой потащил к окну.
При звуке имени Ачрен Эйлонви одеревенела и вырвалась из его рук. Лицо ее, безжизненное, словно маска вдруг запылало.
—Ты осмелился дотронуться до принцессы из Дома Ллира?
Голос ее стал резким. Глаза загорелись холодным блеском. И Тарен понял, что краткий миг воспоминаний улетучился. Он знал, что Эйлонви надо вырвать отсюда любым способом. С ужасом он подумал, что принцесса сейчас отделена от него невидимой, непроницаемой стеной забвения и нет надежды дотянуться до нее словами, воспоминаниями, мольбой. Он, не раздумывая, схватил Эйлонви за талию и попытался взвалить себе на плечи.
Эйлонви ударила его в лицо с такой силой, что он зашатался. И все же боль он почувствовал не от удара а от её холодного, презрительного, высокомерного взгляда. На ее губах теперь змеилась злобная и насмешливая улыбка. Для нее он был чужим, незнакомым, и от этого сердце его разрывалось.
Он еще раз попытался схватить ее. Эйлонви с криком ярости изогнулась назад и вырвалась.
— Ачрен! — позвала она — Ачрен! На помощь!