Замок на болотах

— Не бери! — прошипела Каля, заступая комесу дорогу. — Иначе будешь навечно привязан к ней и Сечи. Что молчишь, мазелька? Житья тебе не будет, комес, пока не вернешься в замок. С поля битвы бежать будешь, чахнуть от тоски-кручинушки!

Хорошенькое личико Славяны потемнело. Губы сжались, глаза метнули в Сколопендру ядовитый, так не вязавшийся с ее невинным образом взгляд.

— Не верь ей, Казимир, — дрожащим от обиды голосом попросила юная принцесса. — Зачем ты настраиваешь его против меня?

— Курва мать! — с чувством выругалась Каля, хватая рыцаря за руку так, словно бы желала удержать его подле себя. — Кака така любовь, мазелька? Ты ж его видишь не доле получаса!

Славяна, нахмурив лоб, бросила на королевскую чету обиженный взгляд. Король колебался, но мать, кажется, была на ее стороне.

— Для прислуги она слишком много себе позволяет, — проговорила Славяна, делая жест кистью.

Два дюжих, закованных в доспехи стража, выросли за спиной разбойницы, подхватывая Сколопендру под руки и вздергивая над полом. Сапоги Кали закачались в воздухе, руки, надежно стиснутые стражами, едва не трещали от боли. Еще двое оказались рядом с комесом, преграждая тому путь.

— Выбросьте её из замка, — холодно приказала принцесса. — А будет сопротивляться — отрубите голову. Не верь ей, любовь моя, — с чарующей улыбкой сказала Казимиру Славяна. — Строптивым слугам не место в нашем замке.

Казимир разжал пальцы, выпуская рукоять меча. Когда тебе меж лопаток упираются острия двух отточенных клинков, лучше положиться на рассудительность, чем на гнев.

— Обручение пройдет завтра до полудня, — твердо произнесла принцесса, глядя в лицо рыцарю.

Повисшую тишину нарушали только вопли и ругань Сколопендры, извивавшейся точно угорь, пока стражи волокли её прочь из зала.

А затем, едва стихли крики разбойницы, Славяна прибавила.

— После обряда отец даст тебе провожатых, и отпустит завершить все дела за пределами нашего королевства. А я, — по розовым губкам принцессы скользнула довольная улыбка, — буду тебя ждать, как и полагается верной супруге.

Казимир огляделся. Вельможи не отводили взгляда, а те, кто все-таки прятал глаза, вряд ли бы стали возражать. Да и королева-мать, поднявшись с трона, выглядела опечаленной, но и только.

— Прости, благородный рыцарь, — вздохнул Стрех, отвечая на взгляд шляхтича, — но я для своей кровиночки исстрадавшейся все что угодно сделаю. Быть завтра обряду.

Глава 19

Широкие замковые ворота распахнулись, сминая выросшую за многие годы сорную траву. Огромные стражники как следует раскачали на чем свет стоит ругавшую их разбойницу и вышвырнули вон. Прокатившись по траве и оцарапав себе руки, Каля перевернулась на живот, толкнулась руками и вскочила, злющая, точно рысь.

— Пожитки лови, — хохотнул стражник, швыряя следом меч и лук, да так ловко, что Сколопендре пришлось уворачиваться, чтобы ненароком не попасть под удар собственного оружия.

В бессильной ярости набросилась она на ворота, молотя кулаками по толстому, окованному железом дереву.

— Эй, девка!

Задрав голову, Каля разглядела в сгустившихся сумерках стража с факелом. Перевесившись через замковую стену, тот смотрел на девушку с усталым интересом.

— Хорош буянить, — проговорил стражник, отводя факел в сторону. Рядом расслабленно стоял лучник. Еще несколько расположились поодаль, между зубцов стены. — Велено, коли не заткнешься, отхватить те дурную голову. Али утыкать стрелами, как ежа. Пожалуй, — стражник немного помедлил, — второе даже лучше будет. Меньше с тобой мороки. Ступай или умолкни, иначе, сама понимаешь, мне с тобой церемониться нечего.

Сколопендра явно задумалась. По очереди осмотрела каждого лучника, смерила взглядом высоту стен, и обернувшись, уставилась в темноту. Ночь наползла на Сечь, в небе зажглись первые звезды.

— Огниво и трут хоть киньте, — крикнула Сколопендра, отступаясь от ворот. — Энто жа вы можете без приказу мазельки? Ить ночь ужо, холодно!

«А кто знает, что в ночи может прятаться», — добавила про себя девушка, нагибаясь и отыскивая в траве сброшенный мешочек с трутом и огнивом.

После внезапной выходки Сколопендры и насилия, которое позволила себе принцесса как к спутнице, так и ему самому, Казимир умолк, и ни Славяне, ни ее родне не удалось добиться от него ни слова. Сам же комес боялся открыть рот по единой причине — из опасений обронить такое, что заставило бы замолчать его навечно. Дрожа от гнева, он лишь бессильно сжимал руку в кулак у самой рукояти своего меча, но тронуть оружие так и не посмел.

Ничего не добившись от своего суженого ни ласками, ни уговорами, Славяна, наконец, гневно топнула ножкой.