Читаем Замок на песке. Колокол полностью

Майкл часто наблюдал за тем, как проделывается эта операция, и всякий раз не мог сдержать странного волнения. Под руководством Питера он даже как-то брал птичек в руки, но держать в руке такое лучезарное, податливое, хрупкое тельце, чувствовать ужасающе частое биение сердечка ему было тягостно: тревога, жалость и сострадание переполняли его. Единственный радостный миг наступал, когда выпускаешь птицу на волю. Майкл так боялся – вдруг птичка умрет у него в руках, а такое случается частенько, если держать ее слишком крепко, – что Питер, правда весьма неохотно, избавил его от дальнейших уроков.

Вернулся Питер и позвал всех за собой.

– Идите гляньте – только близко не подходите. Там есть одна редкая птица. Маленький королек – вон в той клетке. У него красно-желтый хохолок. Остальные ерунда – воробьи да синицы. Правда, в дальней есть еще поползень.

Пока разглядывали птиц, Питер фотографировал королька.

– А как они туда попадают? – заинтересовалась Дора.

– На корм слетаются, – ответил Питер, – я накрошил хлеба и орешков для приманки. Они пытаются вылететь через верхний отсек – это кажется легким, а на самом деле оттуда еще труднее выбраться. Некоторые птицы заходят в ловушку и без приманки – так, из любопытства.

– Опять же как люди, – заметил Майкл.

– Не буду сейчас возиться с воробьями и синицами. – Питер приподнял одну клетку, птицы мигом взлетели и унеслись. – Окольцую поползня и королька. Майкл, не сфотографируете его, пока я буду держать?

Майкл взял фотоаппарат. Питер опустился на колени, открыл заднюю дверцу клетки, просунул туда руку. Птицы безумно заметались. По сравнению с ними загорелая рука Питера казалась огромной. Пальцы раздвинулись, загнали маленькую пташку в угол, осторожно сомкнулись, прижав трепещущие крылышки к тельцу, и извлекли ее наружу. Малюсенькая золотая полосатая головка выглянула меж большим и указательным пальцами Питера. От страха, волнения и жалости Дора вскрикнула. Майкл понимал, что творится у нее на душе. Он приготовил фотоаппарат. Питер вытащил из кармана легкую металлическую пластинку, такую тоненькую, что только через лупу можно было прочесть надпись на ней. Он осторожно переворачивал птичку в руке, пока не продел тонюсенькую крошечную лапку с коготками между безымянным пальцем и мизинцем. Левой рукой он обернул пластинку вокруг лапки и, поднеся ее ко рту, плотно зажал зубами. При виде крепких зубов Питера, приближающихся к этой крошечной лапке, Дора не выдержала и отвернулась. Майкл сделал два снимка. Питер быстро подбросил птицу в воздух, и она скрылась в лесу, отныне неся всем, кого это может касаться, весть о том, что именно в этот воскресный день она была в Имбере. Питер окольцевал поползня и выпустил остальных птиц на волю. Дора была потрясена, расстроена. Пол смеялся над ней. Майкл посмотрел на Тоби. Глаза у него были широко распахнуты, прикушенные от волнения влажные губы покраснели. Удивительно, как впечатляло всех это зрелище.

Пока они осматривали ловушки, переворачивая их на бок, Питер удалился в лес. Под деревьями свет угасал быстрее, и на поляну устремились полчища комаров. Дора обмахивалась зонтиком и причитала, что цитронелла ее не спасает и комары ее поедом едят. Вдруг совсем рядом раздался отчетливый голос кукушки. Все замерли, насторожились, потом глянули друг на друга и расхохотались. Питера позвали назад.

– О господи! – закричала Дора. – А я-то и впрямь подумала, что это кукушка. Вот позор!

– Настоящая кукушка, как я понимаю, сейчас в Африке, она птица мудрая, – сказал Питер. И показал Доре маленькую свистульку. Потом извлек из кармана и другие манки, деревянные, металлические, и начал поочередно воспроизводить пение жаворонка, кроншнепа, пеночки, дикого голубя и соловья. Дора была сражена. Ей хотелось посмотреть и попробовать самой, она брала у Питера манки и при этом чисто по-женски вскрикивала и щебетала. Майкл глядел на нее и думал: в ней сосредоточено все, что отвращает его от женщин, – но думал это беззлобно, все равно она ему нравилась, да и настроен он был слишком благодушно, чтобы испытывать сейчас к кому-то неприязнь.

– Ну надо же – как настоящие! – воскликнула Дора.

– С настоящим ничто не может сравниться, – заметил Питер. – Даже самая совершенная имитация – а это она и есть – доставляет, как это ни странно, совсем не то удовольствие. Помнится, где-то у Канта сказано: как разочарованы бывают гости, узнав, что соловей, услаждавший их слух после ужина, – всего лишь мальчонка, укрывшийся в соседней роще.

– Пример естественной притягательности истины, – заметил Майкл.

– Вы сегодня так и сыплете благочестивыми изречениями, – сказал Питер. – К проповеди завтрашней готовитесь?

– Завтра, слава богу, очередь Джеймса. Моя – на следующей неделе.

– Мораль тут, думаю, такая: не попадайся! Правильно, Тоби? – засмеялся Питер.

Они двинулись обратно. Пол спросил Питера, не сфотографирует ли он Дору. Питер от этой идеи пришел в восторг и начал подыскивать полянку, потом усаживать Дору на мшистом валуне так, чтобы она тянулась к цветку.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Курортник
Курортник

Герман Гессе известен как блистательный рассказчик, истинный интеллектуал и наблюдательный психолог, необычные сюжеты романов которого поражают с первой страницы. Но в этом сборнике перед читателем предстает другой Гессе – Гессе, анализирующий не поступки выдуманных героев, а собственную жизнь.Знаменитый «Курортник» – автобиографический очерк о быте курорта в Бадене и нравах его завсегдатаев, куда писатель неоднократно приезжал отдыхать и лечиться. В «Поездке в Нюрнберг» Гессе вспоминает свое осеннее путешествие из Локарно, попутно размышляя о профессии художника и своем главном занятии в летние месяцы – живописи. А в «Странствии», впервые публикуемом на русском языке, он раскрывается и как поэт: именно в этих заметках и стихах наметился переход Гессе от жизни деятельной к созерцательной.В формате a4.pdf сохранен издательский макет книги.

Герман Гессе

Проза / Классическая проза / Классическая проза ХX века / Проза