– Привет, Тоби, – невозмутимо сказал Майкл и, сразу развернувшись, первым пошел по тропинке к лесу. – Я хочу показать тебе козодоев. Помнишь, я обещал. Это неподалеку отсюда. Ты что-нибудь знаешь о козодоях?
Тоби, упрямо глядя себе под ноги, покачал головой.
– Козодой – птица перелетная. Он вот-вот улетит, и всякий раз перед тем, как улетать, он поет особенно. Знаешь, это одна из самых необыкновенных птиц. Латинское ее название
Тоби молчал. Они уже зашли в глубь леса, и, хотя повсюду было светло, здесь уже совсем стемнело. Угасающий свет заходящего солнца не мог пробиться сквозь толщу деревьев, да они и сами, казалось, нагнетали тьму. Майкл с Тоби свернули на широкую, поросшую травой просеку, где среди дубов и вязов было высажено много елей. Здесь было посветлее, но все равно сумрачно, смеркалось просто на глазах. Просека вела к монастырской ограде с прорубленной в ней калиткой; стена проглядывала вдали, на ней лежали последние солнечные блики.
Где-то посреди просеки Майкл отступил под дерево. Они стояли молча, вслушиваясь в безмолвную, но волнующую и живую тишь темнеющего леса. Стояли долго, друг на друга не глядели, будто оцепенели. Вдруг откуда-то поблизости, из-под деревьев, донеслись, словно сигнал, глухие хлопки. И сразу вслед за ними – дребезжащее уханье, потом вновь хлопанье – и в сгущающихся сумерках просеки неожиданно показались птицы. Они заметались меж деревьями, кружа в упорном, как у летучих мышей, танце. Понять, сколько их, было невозможно, но от того, как они взмывали и зависали в этом плотном мраке, как мягко шуршали своими длинными острыми крыльями, казалось, что их видимо-невидимо. А в глубине леса не смолкало глухое хлопанье.
Вскоре совсем стемнело, и почти ничего не стало видно. Только где-то над головой, в вышине, смутно угадывались птицы, они, словно огромные листья, кружились, не падая, пока наконец не скрылись во тьме надвигающейся ночи. Майкл медленно побрел на середину просеки. Он не оборачивался к Тоби, тот шел рядом, мягко ступая по стелющейся траве. Необычный покой снизошел на Майкла, и он чувствовал, что и Тоби пребывает в таком же состоянии. Они будто вместе побывали на свершении некоего таинства, раскрепощающего обряда. Жаль было нарушать этот благословенный покой пошлыми объяснениями. И все же он заговорил, произнося слова, как заученные наизусть:
– Тоби, о том, что произошло вчерашней ночью. Я поступил глупо и дурно. Уверяю тебя, это вовсе мне не свойственно. Я сам был удивлен почти так же, как ты. Не хочу это драматизировать. Я не говорю тебе «забудь» – это не в нашей власти, но, прошу тебя, давай не будем тревожить себе душу, не будем придавать этому особого значения. Поступок этот дурной, но касается он меня и никоим образом тебя. Я просто хотел извиниться перед тобой и попросить не думать об этом. Знаю, ты не станешь об этом рассказывать. Я боялся только, что тебя это будет мучить. И очень сожалею, что огорчил и взволновал тебя. Надеюсь, ты постараешься и не допустишь, чтобы случай этот испортил тебе пребывание в Имбере.
Они остановились и повернулись лицом друг к другу. Было уже совсем темно, даже на открытой просеке, и деревья, почти невидимые, выделялись по краям просеки более плотными сгустками мрака. Тоби глядел под ноги, потом с явным усилием поднял голову и посмотрел на Майкла.
– Конечно, все в порядке, – тихо сказал он. – Простите меня. Все в порядке. Хорошо, что вы так со мной поговорили. Я все понимаю. Что касается меня, то я вычеркнул из своей памяти этот случай.
Майкл глядел в его потемневшее лицо и испытывал странное
– Спасибо, – сказал Майкл, тоже едва слышно.
Никакая сила на земле не могла его удержать в тот момент, чтобы не коснуться Тоби. Он наугад протянул руку – и, словно притянутая магнитом, рука Тоби встретила ее крепким пожатием. Молча стояли они в темноте.
Глава 13