– Зачем слушать, если я видела собственными глазами!
– Ты видела, как я утешал леди Мод. Она была в отчаянии.
– Что мне до этого? Что мне до ее отчаяния, если она собралась похитить у меня мужа!
Филип заговорил спокойно и веско:
– Я же видел, что ты очарована праздником. Ты была в том обществе, для которого рождена, и это доставляло тебе подлинное удовольствие. Ты смеялась, танцевала и была ослепительно хороша. Я видел, что ты веселишься, как дитя, и не хотел тебе мешать. Но чем лучше было тебе, тем большую грусть я испытывал. Я думал о том, что лишил тебя всего этого, что здесь, в Нейуорте, ты работаешь не покладая рук изо дня в день, устаешь, хоть и не хочешь признаваться в этом. И я не хотел тебе мешать.
А леди Мод… Признаюсь, я чувствовал себя сущим дураком, когда эти надушенные щеголи и дамы обсуждали тонкости любовного искусства. Графиня же не отпускала меня от себя, и я счел, что было бы неблагородно пренебречь ее благосклонностью. Все это казалось мне куртуазной игрой, так что, когда Мод Перси вдруг разрыдалась и призналась мне в своих истинных чувствах, я был совершенно ошеломлен. Она же, словно утратив разум, твердила и твердила, что любит меня. Я оказался в нелепом положении. Страсть графини могла поссорить меня с Перси, сильным союзником, к тому же я боялся, что об этом узнаешь ты. Тогда я увлек ее в дальнюю галерею, куда редко кто забредает.
– И там утешил, – саркастически усмехнулась Анна. – Я видела, ты обнимал ее.
– Это не любовная игра, Энн. Мне было действительно жаль ее.
Анна вдруг закрыла лицо руками и разрыдалась.
– Мне было тогда так скверно, Филип! Я была готова на любое безумство. Ты же говоришь, что пожалел сиятельную графиню, опасаясь за ее доброе имя и прочность союза с Перси. Думал ли ты тогда об Анне Невиль?
Филип испуганно оглянулся.
– Ради всемогущего неба, тише!
– А какая разница? Даже если я завтра взберусь на стену Гнезда Орла и стану кричать во всеуслышание, что я дочь Делателя Королей, мне никто не поверит. Они считают меня падшей женщиной, и ты, мой муж, своим пренебрежением ко мне еще ниже роняешь мое достоинство в их глазах.
Взгляд Филипа неожиданно стал жестким.
– Разве тебе не кажется, что у меня есть причины так себя вести?
Анна вздохнула со всхлипом.
– Я просто пыталась тебе отомстить, Фил. Отплатить той же монетой. А ты был равнодушен и холоден и либо не считал Генри Стаффорда серьезным соперником, либо, как казалось мне, был так увлечен графиней, что тебе было все равно, что происходит со мной.
Прозрачные глаза Филипа потемнели.
– Клянусь Крестом, в который верю, гербом предков и своей честью, что это не так. Я ревновал тебя к герцогу Бэкингему с того дня, когда заметил, что ты с восхищением глядишь на него. Но я желал верить тебе, я не хотел оскорблять тебя подозрениями. Одного я опасался – что ты случайно выдашь себя, расспрашивая про Кларенса и Изабеллу.
К тому же я видел, что вы люди одного круга, образованные и умные. И ты давно не имела такого собеседника. Не стану скрывать, я боялся, что ты увлечешься им. Все эти годы, Энн, я мучился мыслью, что ты затоскуешь о том, чего лишилась по моей вине, и Генри Стаффорд для меня был воплощением этой опасности. Он принадлежит к окружению короля Эдуарда, он покорил множество женщин и сам увлекался ими настолько, что даже не побоялся вызвать ревность свирепого и могущественного Дугласа.
Но я не мешал тебе. Бэкингем пел для тебя, а ты призывно и обольстительно улыбалась ему. Ты не пожелала выслушать моих оправданий, и после этого я стал опасаться наихудшего. Ты говоришь, что я оставался безразличен? Господь свидетель, что это не так. Я так страдал, что испугался совершить наихудшее. И тогда я уехал.
– Ты оставил меня Генри Стаффорду, не так ли? – негромко спросила Анна. – Ты уступил меня ему, как когда-то уступил Элизабет Вудвиль королю?
И тут впервые выдержка изменила Филипу. Его губы приоткрылись в немом крике, лицо исказилось, и, схватив Анну за руку, он притянул ее к себе так, что она упала на колени и испуганно вцепилась в схваченный железным обручем край лохани.
– Нет! Это не так, Анна! Но я решил, что, если твоя любовь чего-то стоит, ты не опозоришь отца своих детей в его же доме. К тому же я все еще надеялся, что твоя игривость и кокетство – следствие обиды из-за Мод Перси.
Казалось, после этих слов Филип лишился последних сил. Он отпустил ее руку и отвернулся, дыша, словно загнанное животное.
А Анна вдруг испуганно подумала о том, что же успели ему наговорить о ней.
– Ты говоришь, что пожалел Мод Перси. Тогда поверь, что и я всего лишь умерила разочарование Генри Стаффорда.
Глядя в сторону, Филип усмехнулся.
– Клянусь небом, из нас двоих ты оказалась куда более доброй. Ты пожалела его в моей спальне, уста к устам, и неизвестно, чем бы это кончилось, если бы вас не потревожили.
Анна стремительно встала.