Замок. Откровение черного колдуна

Крониус, чувствуя себя при подобных пиршествах бароном, королем, императором… восседал на золотом троне с гербом меченосца на белом льве на красном фоне. Он рассматривал людей, не удосуживаясь даже кивать им в ответ. Сегодня он был в приподнятом настроении и, посмеиваясь, беседовал с советником, по всей вероятности о каких-то «важных» делах, затем резко встал, хлопнул в ладоши, призывая всех к тишине, и когда музыка остановилась, а танцующие пары прекратили свои движения и подошли ближе, расправил складки красного плаща и торжественно объявил:

– Сегодня радостное событие в истории нашей семьи. Мой младший сын Тим, наконец решился и в скором времени женится на своей избраннице.

В толпе послышалось странное перешептывание, и даже возгласы одобрения.

Тим просто остолбенел, у него ясно читалось такое удивление и гнев в глазах, что Эдуарду стало страшно за предстоящие события. В прошлый раз его отец, будучи в подобном состоянии, избил (и приказал избить) более десятка слуг сына, но сейчас все представлялось совершенно в ином свете. Тим, сжав кулаки, стал медленно пробираться через толпу, поближе к трону, а отец продолжал:

– Мы сыграем свадьбу в начале будущего месяца, в этом имении. Я рад за тебя, сын.

Тот остановился, толпа расступилась перед ним, и он оказался напротив отца, в десяти шагах от него.

– Кто давал право распоряжаться моей судьбой?

– Полдень давно прошел, сын. Ты не дал отрицательного ответа и дело можно считать улаженным. Я твой отец и я знаю, что тебе лучше…

– Да, ты мой отец, но срок могу назначать только я и я говорю тебе, говорю всем здесь присутствующим: свадьбы не будет ни в начале месяца, ни в конце, ни когда бы то ни было еще. Я не давал на нее согласие, и я отказываюсь от всех слов, произнесенных моим отцом. Мое молчание – знак отказа. Ты неправильно истолковал мои мысли, отец.

Барон изменился в лице: взгляд стал холодным, тело напряженным, как будто налилось свинцом, голос огрубел, и в нем появились нотки гнева.

– Ты неразумен, тебе же открываются такие блага…

– Отец, взгляни на себя, взгляни вокруг. Как ты живешь? Роскошь, блеск, чрезмерное великолепие! Посмотри на других, выгляни за свои стены – люди нищенствуют, голодают, их замучили болезни и эпидемии! Ты ничем им не помог, наоборот, сокращаешь их существование! И теперь, когда ты купаешься в золоте, другие бродяжничают и попрошайничают. Как это понимать, отец, как понимать?

– Они сами себе хозяева, сами выбрали свою судьбу, – сквозь зубы процедил Крониус.

– Раньше – да, но сейчас – нет. Ты превратился в хозяина, они – в твоих рабов, а помнишь, как они шли за тобой, умирали, проливали кровь?! Помоги им, сделай жизнь более достойной!.. Ты скуп, отец, признай это!

– Да как ты смеешь говорить мне о таких вещах? – закричал старик, его руки сжались в кулак и затряслись мелкой дрожью.

– Когда-нибудь они отвернутся от тебя.

– Ты хочешь пойти против своего отца?

– Нет, я всегда любил тебя и продолжаю любить, но…

– Ты перечишь собственному отцу! – закричал он. – Я властвую здесь над всем, и я приказываю тебе исполнить мою волю!

– А если откажусь, что, убьешь?

Юноша смотрел в глаза барона и ждал. Бал прекратил свое существование, и все это понимали. По залу прокатились возгласы удивления и негодования, но никто не вмешивался в грядущую бурю, боясь оказаться в эпицентре ее разрушающего воздействия. Все молчали и были поражены тем обстоятельством, что впервые кто-то пошел против воли Крониуса. До сих пор никто, даже старшие сыновья и самые приближенные к барону не осмеливались противостоять ему. Против него не было высказано ни единого противоречивого слова, но теперь, сейчас… рушилась та стена повиновения и покорности, возведенная некогда молодым Крониусом, дабы ни один не смог бы осквернить его «светлую» душу своими погаными словами.

– Ты обязан это сделать!

– Нет!

– И это все, что ты можешь мне сказать? – срывая голос, закричал старик.

– Именно так.

– Повтори!

– Я никогда, никогда не последую твоему совету и не женюсь на той, которую ты мне предлагаешь.

– Жалкий, ничтожный глупец, – проговорил борон, доставая из голенища сапога всегда носимый пре себе нож. – Ты поплатишься за это! – еще секунда и он бросил его в сына.

Толпа ахнула. Юноша с трудом отпрянул в сторону, уворачиваясь от предмета. Тот продолжил свой полет и стоящий за спиной Тима слуга, с открытыми глазами упал на спину. Толпа безмолвно расступились, образовывая круг. Над лежащим нагнулся Эдуард и, посмотрев на друга, отрицательно покачав головой.

– Именно так ты и поступаешь со всеми, кто тебе не нужен?

Тим закрыл слуге глаза, вытащил из груди вошедший в плоть по самую рукоятку нож и повернулся к отцу. Вперед вышло несколько человек личной охраны барона.

– Ты жесток, отец, но жизнь твоя подходит к концу. Возможно, после смерти появится жизнь.

Он метнул нож в сторону, и тот вонзился в деревянное подножие трона, в трех шагах от Крониуса.