Замок с превращениями

Машу окликнули, она пошла завтракать. День разгорался, грозил всем невероятной жарой, сумасшедшим солнцем и духотой. Наступал июнь, лето усаживалось на свою солнечную колесницу, и все торжествовало победу - и деревья, и птицы, и травы - даже родители Маши отчего-то были веселы. Может быть, оттого, что Сидоркин уезжал на курорт, Наталья Петровна открывала сразу три кооператива, а Петухов-отец становился астрологом, все резко менялось в их жизни, одна Маша была наполнена предощущением конца, и настоящий страх уже касался своим пупырчатым крылом ее нежных лопаток, маленьких крылышек, заставляя ее вздрагивать и замирать перед неизвестностью...

Вместо эпилога

который как будто рассказывает совсем о другом

Дипломант Всесоюзного фестиваля самодеятельного творчества, народный хор пенсионеров Дворца культуры "Молодость" шинного завода и ЖЭУ № 33 (последнее в афишах не указывали) уезжал в составе Каравана мира по Волге. Сначала самолетами из Копьевска в Москву, а там всех караванщиков - среди них триста американцев - усаживают на три белоснежных красавца теплохода (на каждый по сто американцев) - и, как говорится, вперед и с песней. Крюковы (Анна успела поменять оболочку и выглядела весьма привлекательно по сравнению с "пергаментным" Крюковым, и ему пришлось объявить ее своей племянницей, что было встречено ею с весьма большим неудовольствием) грустно стояли в стороне. Около их ног скромно лежали два тугих баульчика. Азарий Федорович в строгом черном костюме, безукоризненно белой рубашке и черной бабочке, в дымчатых модных очках уже сейчас походил на крупного американского бизнесмена или даже миллионера, и Шляпников, носясь как угорелый и пересчитывая наличный состав, каждый раз останавливался около Крюкова, ибо видел его в первый раз в жизни. Однако Азарий Федорович Крюков числился в составе хора, и билет на него был куплен. Баратынский ходил следом за Шляпниковым, не зная, куда себя девать по случаю необыкновенной трезвости, ибо Шляпников вместе с Шалимовым (последний ехал как бы руководителем делегации самодеятельных творческих пенсионеров) строго-настрого запретили ему употреблять даже пиво до посадки на теплоход.

Маша пришла вместе с Флоркой, которая провожала мать в столь необычное длительное путешествие. Венера Галимзянова везла с собой три огромных чемоданища и теперь вербовала старичков в носильщики, показывая им из сумочки пузырьки дефицитного корвалола, которым она обещала расплатиться за помощь с их стороны. Баратынский, хоть и не был пенсионером, но, узнав, что корвалол на спирту, согласился сразу же и быстро нашел еще двоих, так что каждый нес по чемоданищу.

В чемоданах Венера везла платки-паутинки (30 штук), изделия из кожи, уральские самоцветы, икру, рыбу, резную кость и другие вещи, на которые могли бы клюнуть предприимчивые американцы, рассчитывая обогатиться валютой, которую можно выгодно продать в том же Копьевске или же купить на нее дефицит в валютных московских магазинах.

Венера Галимзянова знала что почем и ее на дурачка не купишь. Изредка Венера бросала завистливые взгляды в сторону Крюковых, подумывая, что с такой внешностью Крюкова вполне можно использовать как посредника, родной милиционер его всегда примет за богатенького янки, в то время, как на стодвадцатисемикилограммовую тушу Венеры нельзя не обратить внимания. "Уж очень кокетливо эта племянница посматривает на Азария, - размышляла Венера, - что-то тут не чисто. Да и с какой стати такой смазливенькой молодушке торчать возле старика?! Не иначе как состояние, и эта Эльвира (такое имя выбрала себе Анна) ждет не дождется его смерти..." Венера всегда подозревала, что Крюков не просто тренер по плаванию. Теперь ей стало ясно: он - миллионер, и она обязана довершить то, на что покушалась покойница Грымзина. "Только надо действовать не как Грымза! Если уж пришла к нему в семь вечера телевизор смотреть, то не уходи до утра, пока не согласится в ЗАГС идти. А то взгляды, завлекалки, это все вон для Флорки да Машки..." - ревниво мурлыкала про себя Галимзянова, придирчиво разглядывая Петухову. Маша так вытянулась в последнее время и так заметно похорошела, что лучше Флорки выглядит. Венера подумала, что Флорке надо снова подружиться с Птицыной, которая страшнее атомной войны, чтоб на ее фоне выглядеть позаковыристей.

Началась посадка в автобус, и Венера тут же организовала Баратынского на погрузку. Все затолпились, стремясь занять места впереди, но Шалимов успокоил пенсионеров, пообещав, что подойдет еще один автобус. Крюков, проводив Эльвиру к автобусу, вдруг отошел и направился прямо к Маше. Никто не обратил на это особенного внимания, но Маша остолбенела от такой неожиданности, и тревожное предчувствие кольнуло сердце. Крюков подошел к ней, взял за руку, отвел в сторону.