Маша не шла, а летела по двору, точнее ее кто-то легонько подталкивал в спину. Это было смешно и удивительно одновременно. Смешно, потому что толстушка Маша издали напоминала тумбочку, и видеть, как летит тумбочка, было смешно, но и удивительно, ибо мало кто видел, как летают вообще тумбочки. Вот и летела похожая на тумбочку Маша, а ее белые летние туфельки стучали так громко, что мгновенно проснулась дворничиха Венера Галимзянова, жившая через дорогу, в доме напротив, и очень удивилась тому, как рано начал работу слесарь Баратынский: ходики показывали только три часа утра, а Баратынский грозился нагрянуть в восемь, что само по себе было уже невероятным, но, чтобы начать менять трубы в три утра, такого даже при Сталине не видели. Не успела дворничиха Венера помянуть имя Сталина, как Машенька завернула за дом и остановилась как вкопанная.
Так бывает, когда идешь себе преспокойненько, думая о самом обычном, ну, к примеру, из чего крылья бабочек сделаны (из пыльцы, что ли?), как вдруг, подняв голову, видишь на первом этаже панельного дома живую тигриную голову. Голова преспокойненько себе дремлет на солнышке, а увидев тебя, лениво, но вежливо скажет: "Ну, что ты, девочка, глазеешь?.. Тигра, что ли, не видела?!"
Тигры, конечно, спали еще в зоопарке, но у въезда во двор стояла настоящая серебряная карета, запряженная тройкой белоснежных лошадей. Неизвестно, откуда вдруг появился возничий, мальчик с копной светлых кудрей и большими голубыми глазами. Он застенчиво улыбался и никак не мог принять нужную позу. Дело в том, что возничий был соткан из тысячи мельчайших рыжих пылинок, роящихся облаком у кареты, и это живое бурлящее облако то превращалось в мальчика, то растекалось в стороны и снова заполняло контуры мальчишеского тела, причем это растекание мучило и возничего, он боялся как бы Машенька не испугалась его странного вида, который то и дело менялся: вытягивался нос, съезжало лицо, закручивались руки.
Не мальчик, а рыжее облако с носом, большим ртом и глазами. Возница то и дело приводил себя в порядок, стараясь держаться при этом в полный рост. Он успел распахнуть дверцу кареты, мученически улыбнуться и пригласил Машу войти, протянув ей руки. И едва Маша коснулась его невесомой легкой руки, как в тот же миг сильный электрический ток пронзил ее; она чуть не потеряла сознание от внезапного удара, но уже через секунду почувствовала себя свободной от всякого притяжения, в том числе и земного. Она впорхнула в карету, и тысячи запахов вскружили ей голову. Возничий заглянул в карету и, смутившись, представился:
- Меня зовут Ларик, я взял на себя смелость представиться сам, надеюсь, что Вы на меня не разгневаетесь за такую вольность, просто я давно мечтал об этой встрече и сейчас мои мысли смешались!..
Он держался за ажурную из серебряных паутин дверцу и смотрел так грустно, будто все еще извинялся за свое глупое и бесформенное состояние, однако и Маша теперь плавала в карете, как облако, постреливая рыжими пылинками, и могла сколько угодно вытягивать шею или вообще превратиться в одну длиннющую руку и сорвать у Грымзиной из девятнадцатой квартиры красную головку мальвы, что Маша тотчас и сделала.
Послышался топот ног по тротуару, Ларик оглянулся и растерянно посмотрел на Машу. Выглянула и Маша, увидев около кареты Алика Лаврова, с которым училась в 7 "б" и в которого была тайно влюблена, хотя Лавров всем сердечным мукам предпочитал химию, а если и обращал свое драгоценное внимание, то, конечно, не на Машу-тумбочку Петухову, у кого нос уточкой и вообще ничего выразительного в лице: так, одна болезненная мечтательность. Вот разве что глаза светлые-пресветлые, и Петухов-отец однажды заметил, что они у нее в темноте светятся и можно даже лампу на столе не включать.
Петухов-отец после работы почти всегда сидел за письменным столом, писал диссертацию, которая ему была не нужна, а нужна маме-Петуховой. Вообще ужасно, когда все под одной фамилией, все Петуховы!.. Отец то и дело напоминает маме, что надо продолжать род Петуховых, а значит, заводить сына Петухова. Но это их заботы. Однажды Маша на цыпочках зашла к отцу в кабинет, думая, что он работает, а он просто сидел в темноте за столом.
- Папа, ты что делаешь?.. - испуганно спросила Маша.
- Диссертацию пишу, - ответил из темноты отец.