Замок скрещенных судеб

Ветром или волнами? Линии, изображенные внизу карты, могли указывать на то, что огромный вал уже захлестывал вершину дерева, и вся растительность уже растворялась в колебании водорослей и щупальцев. Вот и ответ на выбор человека, который не выбирает: теперь он действительно обладает морем, он ныряет в него с головой, качается в пучине среди кораллов, Повешенный за ногу в скрывающихся полупогруженными под глянцевой поверхностью океана саргассовых водорослях, и его зеленые волосы-водоросли расчесывают острые скалы морского дна. (Не та ли это карта, которую мадам Сосостри, знаменитая прорицательница, но не весьма надежный источник относительно названий, предсказывая частные и деловые судьбы выдающихся служащих компании Ллойда, описывала как утонувшего финикийского моряка?)

Если же единственное, чего он желал, было избежать индивидуальных ограничений, категорий, ролей, услышать гром, рокочущий в корпускулах, узнать смешение первоначальных и предельных субстанций, тогда это путь, что открывается ему в Аркане, известном как Мир: Венера танцует в небесах, увенчанная растительностью, окруженная воплощениями многоликого Зевса; каждая тварь и человек, а также вся история человеческого рода есть лишь случайное звено в цепи эволюции и мутаций.

Ему необходимо было только завершить великий поворот Колеса, в котором развертывается животная жизнь и в котором никогда нельзя сказать – вот вершина, а вот подножие, или даже еще больший поворот, проходящий через распад, нисхождение в центр земли к хранилищам элементов, ожидание катаклизма, который перетасовывает колоду таро и возносит погребенные пласты на поверхность, как в Аркане последнего землетрясения.

Дрожь рук, преждевременно поседевшие волосы были лишь слабыми намеками на то, что пришлось пережить нашему незадачливому соседу: в одну ночь он был изрублен (мечи) на первоначальные элементы, он прошел через жерла вулканов (кубки), через все эры земные, он рисковал остаться пленником безысходной неподвижности кристалла (монеты) и вернулся к жизни через мучительное цветение леса (палицы), пока не восстановил свой собственный человеческий облик всадника, Рыцаря Монет.

Но был ли то он, или же, скорее, двойник, которого он увидел идущим сквозь лес в то самое мгновенье, как вновь ощутил свое существо?

– Кто ты?

– Я тот, кто должен был жениться на девушке, которую ты упустил, кто должен был избрать другую дорогу на распутье, утолить свою жажду из другого источника. Не избирая, ты помешал сделать свой выбор мне.

– Куда же идешь ты?

– В трактир, но не тот, который встретится тебе.

– Где я увижу тебя вновь?

– Повешенным на ветвях, но иных, чем те, на которых повесишься ты. Прощай.

Повесть о мести леса

Нить рассказа спуталась не только оттого, что было сложно подбирать карту к карте, но также потому, что за каждой новой картой, которую молодой человек пытается соединить с другими, протягивается десяток рук, чтобы отобрать ее и вставить в иную, собственную историю, и в какой-то момент оказалось, что его карты растаскиваются во всех направлениях и он вынужден удерживать их на месте ладонями, предплечьями, локтями, таким образом он скрывает их от всех, кто пытается понять рассказываемую им историю. К счастью, среди всех этих навязчивых рук оказались и такие, которые приходят ему на помощь, помогая удерживать карты в линии, и поскольку эти руки так велики и так тяжелы, как три обычные пары рук, и так же толсты их запястья и кисти и соответственны сила и решимость, с которыми они охраняют поверхность стола, что в итоге нерешительному молодому человеку удалось удержать лишь карты, оставшиеся под защитой неизвестных огромных рук, защитой, вызванной не столько интересом к его рассказу, сколько случайным совпадением некоторых карт, в которых некто разобрал историю, многое значащую для него, а именно – свою собственную.

Ее собственную. Ибо на самом деле это женщина. Ибо, вопреки ее размерам, изящная форма этих пальцев и запястий такова, что выдает руки, принадлежащие решительной девушке с привлекательными чертами лица; и, переведя взгляд, обозреваешь фигуру гигантской девы, которая еще минуту назад сидела среди нас вполне спокойно; внезапно, преодолевая трепет, она стала жестикулировать, толкать локтем соседей, сбивать их со скамей.

Мы подняли глаза к ее лицу, залитому румянцем – то ли от стыдливости, то ли от гнева, – затем вновь опустили их на карту Королева Палии, поразительно похожую на нее своими крупными, простыми и решительными чертами лица, обрамленного пышной гривой светлых волос. Она указала на эту карту легким постукиванием по ней, которое нам показалось ударом кулака по столу, и стон, исторгнутый из ее мрачных уст, казалось, говорил: