Свет фонаря, мягкий, чуть ярче лунного, падал на ступени фургона.
— Хильда?
Пьер поднялся на одну ступеньку, потом на другую и вдруг остановился, направив луч света на пол.
Одетта встала. Грета все еще убирала тарелки. Владимир закручивал гайки на колесе; переносная лампа ярко освещала его голые руки, на которых черными жгутами вздувались вены. Пьер поднялся на верхнюю ступеньку, встал на колени. Одетта сделала несколько шагов в его сторону, потом побежала, словно кто-то толкнул ее в спину. Дутр повернул голову.
— Она мертва… — произнес он. — Веревка…
Одетта остановилась у лестницы; голова ее была на уровне пола, и она видела темные очертания лежавшего тела. Дутр посветил фонариком, стала видна веревка, обмотавшаяся вокруг шеи Хильды, как сытый удав. Белокурые волосы все еще развевались легкой пеной.
— Пьер, — тихо позвала Одетта.
Дутр поднялся с колен, опершись о косяк двери, шагнул в фургон, наклонился. Трепетный свет фонарика испещрил его худое лицо резкими тенями. Он выпрямился, закрыл глаза ладонью.
— Почему? — прошептал он.
— Бедный мальчик! — Одетта инстинктивно отшатнулась от сходившего со ступенек Дутра. Он шагал тяжело, опустив голову.
— Знаешь, меня это вовсе не удивляет, — произнесла Одетта.
Он отстранил ее резким жестом:
— Позови Владимира. И без паники. Грета ни о чем не догадывается. Успеем ей рассказать.
Голубой свет, нежность лунной ночи, и эта девушка, лежащая за его спиной! Когда же кончатся этот сон? Когда же наступит утро?
Одетта удалялась ровными шагами. Она тронула Владимира за плечо, он поднялся.
— Хильда умерла, — сказала она. — Убита… Ты понимаешь?
Он, казалось, ничего не понял. Одетта уточнила:
— Задушена… веревкой.
На этот раз Владимир встал.
— Когда?
— Мы только что обнаружили.
Нахмурившись, Владимир прокручивал эту мысль в голове. Задушена! Да, это он прекрасно понимал. Он столько их видел — расстрелянных, повешенных, наложивших на себя руки… Он вытер ладони о траву.
— Пошли!
Но Владимир все еще думал. Что-то смущало его, он попытался выразить это.
— Слишком красиво, чтобы умирать, — сказал он, гася лампу.
Он шел за Одеттой, и она слышала его внятный шепот:
— Мнительный… Мнительный…
Дутр ждал их у лесенки. Он молча протянул Владимиру фонарик. Владимир включил его и долго смотрел на покойную. Вздувшееся лицо, распухший язык, вылезшие из орбит глаза… Да, знакомая картина. Эти признаки никогда не обманывают. Легонько коснувшись пальцами, он закрыл ей глаза.
— Веревка! — подсказала Одетта.
Он ослабил веревку, высвободил тонкую шею. На ней остался глубокий синюшный след.
— Нет скользящая петля, — отметил Владимир.
— Ты слышишь? — спросила Одетта.
Дутр вскарабкался на ступеньки.
— Слышу. Но чтобы удавить себя, достаточно потянуть за концы верёвки, разве не так?
— Невозможно, — сказал Владимир.
— Как невозможно?
— Сначала упасть в обморок.
Дутр повернулся к Одетте:
— Что он плетет?
— Он говорит, у того, кто хочет наложить на себя руки, обычно не хватает смелости пойти до конца. Человек теряет сознание, и это спасает его.
— Она… убит, — добавил Владимир.
— Идиот чертов! — закричал Дутр. — Посмотри, прежде чем говорить!
Он вырвал у него фонарик и осветил фургон:
— Ты же видишь, там никого нет, а мы все были на улице. Понимаешь? На улице! Ступеньки, дверь — я видел их так же, как тебя сейчас. Она вошла…
Он вдруг замолчал. Фонарик осветил опрокинутый стол и рядом на полу шпагу с поблескивающим лезвием.
— Она закричала, — заметила Одетта.
Дутр подобрал шпагу, острием уперся в ножку стула; лезвие скрылось в рукоятке.
— Да, кричала… Но кто мог на нее напасть? Все-таки она убила себя сама.
— Нет, — сказал Владимир.
— Тогда что же? — удрученно спросил Пьер.
Владимир наматывал на руку веревку, потому что любил порядок. Подбородком он указал на фургон, кучу реквизита, клетку с голубками.
— Мнительный, — пробормотал он.
— О, почему я не пошел вместо нее! — простонал Дутр.
Он не держался на ногах, он больше не знал, на что смотреть. Ему хотелось одному уйти по дороге, вдоль которой с необычайной четкостью вырисовывались силуэты сосен. Внезапно открылась дверь второго фургона.
— Где вы? — крикнула Грета.
Они забыли про нее. Одетта взглянула на Пьера.
— Ты, — сказал он. — Иди к ней.
Грета заметила их. Она спустилась, насвистывая, и та же тревога охватила их: казалось, к ним приближается покойная в белом платье, едва касаясь земли. Даже Одетта явно растерялась.
— Погаси свет, — приказала она Владимиру.