Замок спящей красавицы. Полное собрание сочинений. Том 2

Ошеломленный этим открытием, я медленно опустился на кровать. Господи! До чего же я устал!.. Так, значит, Аньес? И она все знает, вероятно, с самого первого дня моего пребывания здесь. В моей голове одновременно замелькало столько образов и мыслей, что я, в ужасе перед истиной, закрыл глаза. Эти две фотографии Бернар послал своей «крестной» — Элен, но до нее они так и не дошли: их перехватила Аньес. Ведь чаще всего почту из ящика вынимала именно она и, должно быть, время от времени просматривала письма, адресованные сестре. Но почему, почему?.. Мне достаточно было только представить себе ее худощавое личико, нежные глаза и всегда потерянный взгляд, и я сразу же понял что к чему. Да, теперь понятно, почему Аньес улыбалась, когда Элен заводила речь о свадьбе… о нашей с ней свадьбе. Это она, оскорбленная младшая сестра, руководила всей хитроумной игрой и держала в своих руках все нити, управляя нашими судьбами. Но в таком случае…

Я окончательно запутался в хитросплетениях интриги, образ которой родился в моем нездоровом мозгу. Попробуем разобраться по порядку! Аньес в порыве ревности пишет Жулии письмо с просьбой приехать. Однако Жулия, которой я был необходим для осуществления ее планов, признает во мне Бернара. Таким образом, ожидаемого Аньес скандала не происходит… И кроме того, у Аньес уже нет твердой уверенности, как раньше, в том, что я выдаю себя за другого. «Прошу прощения, — тут же возразил я сам себе, — она прекрасно знает, что я лжец, — ведь она обладает отпущенным ей свыше даром…» А может… Да! В том-то все и дело, что никакого дара у нее нет. О! Как вдруг все прояснилось и встало на свои места!.. Аньес просто разыгрывала из себя медиума назло своей сестре или просто для того, чтобы как-нибудь уйти от серости жизни и хоть частично удовлетворить свой подавленный инстинкт власти и уязвленное самолюбие… И тут вдруг подворачивается такой удобный случай в виде моего появления. Да, ловко же она дурачила нас с Элен своими видениями! И только Жулия, эта хитрая бестия, раскусила ее! Жулия — моя единственная союзница.

Сдув пепел, упавший у меня между колен на одеяло, я вдруг подумал, что уже не смогу долго вести нить логических рассуждений; тем не менее я был еще вполне способен связать между собой две основные мысли, которые, возможно, помогли бы моему спасению: поскольку Жулия признала во мне своего брата, Аньес уже ни в чем не была уверена… Она лишь подозревала, что я не Бернар, и для того, чтобы вынудить меня во всем признаться и просить ее о защите, Аньес и проделала трюк с фотографиями. Ну а потом она сообщит Элен, что Бернар на самом деле не Бернар, осмеянной Элен придется удалиться, а Аньес будет праздновать триумф. Нет, этого я не перенесу… Как бы странно это ни выглядело — мне трудно сказать почему, — но я не смог бы предстать виновным в глазах Элен. Остается только одно: отрицать и еще раз отрицать, быть Бернаром до конца. Только таким образом я смогу победить Аньес. Еще не зная точно, чем именно закончится моя авантюра, я твердо решил не идти ни на какие уступки.

Теперь Аньес не вызывала во мне ничего, кроме презрения и отвращения, и вовсе не потому, что она обвела меня вокруг пальца, а потому, что она вообще не обладала никаким даром, потому, что она так и не сможет никогда познать тот потусторонний мир, в тайну которого я стремился проникнуть. Нет, она не предала, она глубоко разочаровала меня, а это гораздо хуже, чем предательство. Я винил ее даже в смерти Жулии, и у меня впервые возникло желание выместить на ней злость.

Это утро я провел в размышлениях, лежа в кровати. Некоторым людям всегда удается найти оправдание в своих собственных глазах; что же касается меня, то я могу лишь бесконечно долго анализировать совершенные мною ошибки и выворачивать себя наизнанку, пока не возникнет отвращение к самому себе. В моих ушах беспрестанно звучали выстрелы и шум оборвавшихся шагов… Эти воспоминания, наверное, будут преследовать меня до конца дней. Мои мрачные мысли сопровождались какими-то обрывочными мелодиями. Я даже записал пару тактов на уголке конверта: автоматные очереди покорно превращались в аккорды. Все в моей жизни было лишь прелюдией. В настоящих страстях, боли и преступлениях мне было отказано судьбой. Ничего не поделаешь — я, наверное, страдал параличом сердца и души.

В полдень мы, как обычно, вышли к столу.

— Как вы себя чувствуете? — спросила меня Элен.

— Уже лучше, спасибо. Я смирился с постигшим меня ударом, — ответил я и при этом посмотрел на Аньес. Она тоже с состраданием склонилась ко мне.

— В конце концов, вы ведь были в ссоре, — заметила она.

— Как-никак, это его сестра, — сухо заметила Элен. — Еще одна смерть после гибели его друга Жервэ… Это надо понять…

— Да, Жервэ! — сказала Аньес, пренебрежительно махнув рукой.

— Что это значит? — вопросительно посмотрела на нее Элен.

— То, что с тех пор прошло уже много времени!

— Тебе, разумеется, не дано понять и ощутить такое теплое чувство, как любовь, — заключила Элен.

Пожав плечами, Аньес парировала:

— Можно подумать, ты способна судить об этом.