Замок тайн

Толстуха Сабина Бери уже гремела там кастрюлями.

– Ох, и ранняя же вы пташка, мистер, – улыбнулась она гостю, отчего ее круглое лоснящееся лицо расплылось и стало похожим на головку сыра. – Точно монах, встаете ни свет ни заря.

– Истинно так, истинно, – принял иронично благочестивый вид Карл.

Сабина скоренько подала ему легкий завтрак – холодную баранину, хлеб и пиво. Пока он ел, они обменивались шутками и смеялись. Когда она пожаловалась, что ее помощник, мальчик Осия, второй день где-то пропадает, Карл даже вызвался помочь ей и принес несколько охапок дров. «Бэкингем и Уилмот умерли бы со смеху, если бы увидели меня за подобным занятием», – думал он, сгибаясь под тяжелой вязанкой сухих поленьев.

– Вашему Осии надо надрать уши, – задыхаясь, заметил он, когда скинул вязанку возле камина. – Оставить столь милую даму без помощи…

Сабина даже приосанилась при слове «дама», но потом стала защищать мальчика:

– Он ведь сирота. Только тетка у него и осталась. Живет она на дальней ферме, на равнине. Вот к ней-то мальчик и бегает. Пропадает там по нескольку дней. Только вряд ли ему там рады – у тетки самой целый выводок ребятишек, которых они с мужем еле-еле могут прокормить. А Осию там попросту заставляют батрачить. Но он и за это берется с радостью. Все же единственные у него кровные родичи на всем белом свете.

Карл поговорил с ней еще немного, а потом через черный ход вышел во двор. Осеннее утро встретило его холодным и густым туманом, но небо отливало чистой голубизной, обещая, что позже станет жарко.

Карл поглядел на окна галереи вверху, улыбнулся своим мыслям. Вчера вечером он целовался там с Евой Робсарт. Как-то само собой вышло, что после игры в карты и нежных пожатий рук под столом он вышел следом за ней и застал ее ожидающей на галерее. Они стали целоваться как в лихорадке, как в бреду. У него ведь почти год не было женщин, а Ева оказалась чувственной и пылкой, горячо отвечала ему, и он совсем обезумел. Если бы на лестнице не раздались тяжелые шаги и постукивание палки Элизабет Робсарт, он овладел бы Евой прямо в нише окна. А так девушка испугалась и, на ходу поправляя платье, кинулась прочь. Он был в таком состоянии, что еле взял себя в руки и пожелал спокойной ночи почтенной даме. Его ночи в этом замке, после тревожной первой, и в самом деле были спокойными, он хорошо отдохнул; лишь напряжение от близости Евы не проходило. Карл хотел ее безумно, до боли в костях, и молил Бога, чтобы Джулиан еще немного задержался – тогда у него будет время добиться своего.

От размышлений короля отвлекло тявканье спаниелей, которых вывел осоловевший со сна Мэррот. На Карла он глянул отнюдь не дружелюбно. Король приписал недовольство этого здоровенного парня тому, что слуге приходится возиться с собачками госпожи и из-за этого вставать в такую рань.

– Иди спи, – дружелюбно улыбнулся Карл. – Мы с этими зверюшками прекрасно прогуляемся и без тебя.

Слов благодарности он так и не услышал. Да и не ждал, ибо тут же забыл о Джеке, играя с обступившими его радостной сворой собачками. Он гладил их, ласкал, почесывал, а затем кинул палку, и они со звонким тявканьем кинулись за ней, устроили настоящую возню.

Будучи хорошим ходоком, Карл вскоре оказался уже у ворот. Сонный привратник вышел из сторожки и выпустил его. Спаниелей еле удалось загнать обратно; лишь одного, черно-белого, Карл взял с собой. Тот радостно кинулся вперед, пока остальные обиженно тявкали за решеткой ворот.

Карл шел быстро. Он миновал узкий перешеек меж озерами, над которыми клубился туман, прошел селение, где уже мычали коровы, слышалось блеяние овец и щелканье пастушеского кнута. Яркая раскраска отдельных деревьев на фоне стоячей темной воды казалась особенно сочной – золотая, зеленая, багряная. Опавшие листья разноцветными бликами кружили по темной поверхности. А дальше шла бесконечная, чуть волнистая равнина. Туман под солнцем рассеялся, лишь кое-где еще белым молоком собирался в ложбинах. Волны вереска катились по открытой равнине, порой обегая невысокие курганы. Иногда из травянистой массы испуганно вспархивали куропатки, и спаниель несся за ними со звонким лаем, а потом возвращался с недовольной миной, но тут же начинал вилять куцым хвостиком, когда Карл, жалея, гладил его, говорил смешные ласковые слова. Порой он видел пастуха в окружении овец. Нагулявшие за лето достаточно жира, они более предпочитали лежать, чем пастись, и глядели на проходившего короля бессмысленными круглыми глазами.

Карл все шел, пока местность не стала совершенно пустынной. Ему было спокойно, как не бывало уже давно. Ибо его жизнь состояла из постоянной гонки, из опасностей и травли, когда ему приходилось то нападать, то скрываться, ища приюта в случайных убежищах, прибегать ко многим неприятным личинам, постоянно рисковать и спасаться. Поэтому сейчас он радовался этому одиночеству и душевному покою.