Замок Тэсдея. Убийство жарким летом. Исчезнувший сенатор

– Было время, парень, когда я читала о таких монстрах, как ты, – продолжала тем не менее Эмили, – и жалела их. Можешь это представить? Я говорила себе, что у них не было нормального дома, родителей, которые бы их любили и беспокоились о том, что с ними станет. Я говорила себе, что ни одному из вас нечего ждать впереди. Вечная война, и бомбежки, и Бог знает что еще. Но ведь вот что интересно! Тэсдей тоже прошел через все это: он участвовал в Первой мировой войне, и во Второй, и, если бы у нас были дети, они воевали бы в Корее или во Вьетнаме или охраняли бы Берлинскую стену. А отец Тэсдея участвовал в войне американцев с испанцами, а его дед – в Гражданской войне. Всем приходилось жить во времена войны и бомбежек. Но ни одному из них и в голову не приходило искать развлечения в жестокости. У них было то, за что стоило бороться, и, когда они победили, они передали это вам, а вы – наплевали на это! Вы превратились во врагов, и, Боже мой, вы действительно враги! Но однажды всех доброхотов и извращенных теоретиков, которые твердят, что детей нужно воспитывать без строгой дисциплины, сметут, и вас навсегда вычеркнут из жизни. Может, Господь пошлет на нас новый потоп, он понимает, что мы должны начать все сначала.

– И этот потоп будет называться водородной бомбой, – заметил Питер.

Эмили резко опустила на стол чашку с кофе.

– Не уверена, что мне стало лучше после этого разговора, – сказала она, остановив взгляд на Телиски и Дюке. – Но не поймите меня превратно, ребята. Мне вас не жаль. Когда бы вы ни погибли, здесь, на горе, пытаясь вырваться на свободу, или позже, в газовой камере, если вам удастся сейчас сбежать, где бы я ни была, клянусь, вы услышите, как я громко пою аллилуйю.

Дюк тихо похлопал в ладоши.

– Жалко, мамаша, здесь нет сцены, где ты сыграла бы этот водевиль. Твой номер можно смело вставить в музыкальную комедию!

Но Телиски это не понравилось. С перекошенным от злобы лицом он рявкнул на Эмили:

– У тебя слишком болтливый рот, мать! Когда придет время, я с удовольствием заткну его!

– Может, парень, тебе хочется поделиться своими воспоминаниями о тяжелом детстве? – предположил Питер.

– Может быть! – в бешенстве заорал Телиски. – Может, я бы и рассказал тебе, почему мне не жалко тебя и того, что тебя ждет. Может, ты бы и выслушал, как получилось, что я ничего не уважаю, кроме своих мускулов, и как хорошо я могу обработать любую девчонку, которая встанет у меня на пути. Может, я мог бы научить эту ледышку, что сидит рядом с тобой, уважать меня! Все, что мы получаем от вас, умников, – это только болтовня. Разве вы что-нибудь сделали, чтобы создать для нас нормальную жизнь? Разговоры, болтовня и трепология – это все, что сделал старик за всю свою жизнь. Он сидел здесь и рисовал задницу своей старухи! Вы ничего не сделали для нас! Вы живете в своем уютном мирке и только покрикиваете на нас, чтобы мы знали свое место! Так вот, людям вроде меня это надоело, и мы взялись за дело – в городах, в деревнях и повсюду. И мы постараемся, чтобы перед смертью вам не было так весело и беззаботно, как вы привыкли жить, хотя даже это не примирит нас с местом, которое вы нам отвели в жизни. Хотел бы я иметь бомбу, о которой вы говорили. Уж я-то, черт возьми, знаю, что с ней делать!

Телиски вскочил со своего стула, и Питер уже подумал, что схватка начинается. Но гигант, тяжело дыша, подошел к окну с ружьем в руке. Он мог сорваться с цепи в любой момент – что при Кремере, что без него. Нить, на которой держалась власть вожака над ними, была слишком тонкой – об этом и говорил Кремер.

В комнате повисло тягостное молчание. Питер взглянул на часы. Кремер с Мартином уже давно заняли свою позицию на тропе, а Тэсдей, должно быть, как раз подъезжает к Барчестеру.

Что толку сейчас спорить с этими узколобыми и обозленными на весь свет ублюдками? Они не смогут понять логику размышлений нормального человека. Единственной надеждой на спасение было противопоставить их жестокой кровожадности решительную силу. Но где ее взять?

Глава 3

В окна кухни заглянуло яркое солнце. Эмили встала из-за стола и занялась мытьем посуды после завтрака. Питер с восхищением смотрел на старую женщину. Она ни разу не обмолвилась об опасности, грозящей лично ей, тревожась только о переживаниях Тэсдея. Линда была права: этим старикам можно было позавидовать.

– Раньше я никогда не задумывалась над тем, что такое смелость, – тихо сказала Линда. – Мне казалось, само собой разумеется, что она свойственна порядочным мужчинам, а плохие, естественно, трусы. Но сейчас я просто не знаю, Питер, как встретить то, что нас ожидает. – Ее гибкое тело содрогнулось.

– Мы не знаем, что нас ожидает, – неопределенно изрек Питер.

– Я-то знаю! – с тихой горечью сказала она. – Я знаю, что они собираются сделать со мной.

– Не думайте об этом, – сказал Питер и понял, как бессмысленно давать подобные советы в такой ситуации.